Машка лежала на боку, а я на спине, и свет позволял нам смотреть в глаза друг другу. Другое дело, что вопреки мнению романистов в этих самых глазах мало что удается прочесть. Во всяком случае, я не рискнул бы утверждать, что способен по глазам прочесть чьи-то мысли. Настроение можно угадать, да и то не всегда. Смею надеяться, что и Машке мои мысли недоступны. Не то чтобы в них содержалось нечто для нее обидное, а просто мало приятного в том, что кто-то заглядывает в потаенные уголки твоей души. Далеко не всегда, к слову, чистые уголки.
У меня было ощущение, что я занимаюсь любовью в музее. Машкина квартира оказалась под завязку забита антиквариатом. Садиться, а уж тем более ложиться на коллекционную мебель было как-то даже неловко. Все время чудилось, что вот-вот войдет музейный служитель и попросит нас выйти вон. Я сказал об этом Машке, но она в ответ только рассмеялась. Видимо, привыкла жить среди вещей, принадлежащих во времена оны графьям, царям, баронам и прочим того же сорта буржуям, ибо трудно поверить, что деревянное ложе, на котором мы сейчас вольно раскинулись, извлечено из каморки пролетария. Или досталось Машке от ее бабушки, которая, к слову, была крестьянкой. Я это говорю с уверенностью, поскольку очень хорошо знал и бабушку Марии Носовой, и ее родителей, простых рабочих, живших от получки до получки, но добродушных и гостеприимных. Не сочтите меня моралистом, но я никак не могу понять, откуда взялась эта тяга к пошлой роскоши у их единственной дочери, которая возлежала на королевском ложе с видом порфирородной принцессы, принимающей знаки внимания от залетного графа. Смущали меня и картины, развешанные по стенам спальни, с которых неизвестные дамы и джентльмены беззастенчиво пялили на нас глаза, сравнивая свои и наши телесные достоинства, благо недостаток одежды на всех без исключения присутствующих здесь персонажах это позволял.
– А что говорил Язон, предлагая товар покупателям?
– Сказал, что выиграл пегаса в карты. А там иди проверь. Но я точно знаю, что это неправда. Иначе Язон не стал бы устранять Каблукова.
– А ты уверена, что это именно он его устранил?
– Не бил Чуев Каблука канделябром по голове. Я ведь не настолько пьяна была, чтобы этого не заметить.
– А откуда вообще канделябр взялся?
– У Каблукова в квартире подобных медных и бронзовых штучек еще больше, чем у меня. Он же коллекционер. У него были давние приятельские отношения с моим покойным мужем.
– А кто тебя пригласил в этот раз к Каблукову?
– Вадик. Он у нас мальчик на побегушках. Каблуков его услугами часто пользовался.
– А ты?
– Я тебя умоляю, Феликс. У Вадика совсем другая ориентация. Ты же знаешь, он племянник моего третьего мужа. Хотя, надо честно признать, во всех этих вещицах он разбирается лучше меня. И, если возникает необходимость что-то продать, лучшего агента не найти.
– А кто принудил вас дать показания против Витьки Чуева?
Мария ответила не сразу, но все-таки ответила:
– Они раздолбали мою машину.
–