– Жанночка, Жанночка, открой. Жанночка, как ты? Что с тобой?
Из ванной был слышен лишь шум льющейся воды.
Не получив ответа, Иннокентий Вячеславович вскинул руки и потер ими волосы, словно стараясь собраться с мыслями. При этом кусок батона, зажатый в левой ладони, раскрошился и осыпал его кудри мелкими пористыми кусочками.
Ошалело тряхнув головой, напоминающей теперь птичью кормушку, отец семейства надрывно и укоризненно вскричал:
– Сын, что ты наделал? Что с тобой такое сегодня творится? Как ты мог мать ударить?
Тут уж нелепость происходящего покачнула деловую рассудительность Яна. Отбросив всякую осторожность, он заговорил резко и холодно:
– Послушай, папа, я и сам очень удивлён и никак не возьму в толк, что тут, чёрт возьми, происходит. Если ты не рассмотрел весь этот спектакль, то могу рассказать его краткое содержание. С самого утра моя мать и по совместительству твоя жена кидается на меня, как коршун на цыплёнка. Никаких поводов оскорблять себя и тем более бить я не давал. Но даже если и давал, то мы не в лагерном бараке и любые конфликты можно решать спокойно. Что же касается твоих претензий, то я мать пальцем не тронул. Она сама разбила руку об холодильник, пытаясь ударить меня по лицу. И последнее. На твоём месте я бы не бегал за ней, как хвост, а по-мужски, спокойно, но твёрдо объяснил правила вежливости и в быту, и на производстве.
Выслушав отповедь, Иннокентий Вячеславович совершенно опешил. Обычно тихий, послушный и замкнутый сын вёл себя необъяснимым образом. Он говорил уверенно и напористо, с теми же интонациями и даже с таким же выражением лица, как директор его фирмы, вызвавший на ковёр и отчитывающий за обнаруженный в бумагах огрех. Продолжить попытки усовестить такого серьёзного собеседника Иннокентий Вячеславович сразу же бросил. Боязливо косясь на запертую дверь ванной, он зашептал уже без всякой укоризны:
– Не ругайся, Янушка. Мама тебя обидеть не хотела. Просто понервничала. Ты же знаешь, она нам с тобой только добра желает. Ты вот что: сходи, пожалуйста, пока в магазин. Купи кефира, сметаны, яиц и сыра граммов триста, а я с мамой поговорю, успокою её. Не надо нам сейчас ссориться.
Шагнув в прихожую, он достал из кармана куртки потёртый кошелёк, вытащил и передал сыну две мятые тысячерублёвые купюры болотного цвета.
Решив, что выйти на свежий воздух и правда будет хорошей идеей, Ян накинул сизый мешковатый тулуп и сунул ноги в грязные ботинки со стоптанными пятками. По размеру ему подходили только они. Бесформенная отцовская куртка была слишком велика, а висевшее чуть в стороне облицованное кожей и отороченное пушистым воротом пальто, а также стоявшие на небольшой деревянной полочке начищенные ботильоны с пряжками, без сомнения, принадлежали матери.
За дверью было темно, лампа в тамбуре не горела. Напряжённо всматриваясь, чтобы не налететь на деревянный ларь, служивший зимним пристанищем для запасов картошки, Ян