Новый папа. Александр Сергеевич Хлопков

Как сильно оно отличалось от привычного. Накануне, в гостинице, прищурившись от похмельной головной боли, на него смотрел итальянский мафиози, а здесь – удивлённо вглядывался ребенок, уже выросший, но ещё не возмужавший. Щёки пухлые, над верхней губой наметились редкие усики, а густые вихры на голове требовали срочного визита к парикмахеру. Хорошо знакомым был лишь нос с немного расширенной спинкой, словно от плохо вылеченного перелома. Глаза будто бы тоже его – серо-голубые, но разрез глаз и линия губ не наводят на мысль ни о решительности, ни об успешности. Наоборот, в чертах лица угадываются грусть, одиночество, растерянность. Одним словом, всё то, что Ян, как он был уверен, оставил в далёком прошлом.

      Встреча с самим собой стала неприятным сюрпризом. Он даже задумался: «Может, это вовсе и не я, может быть, это какая-то альтернативная реальность с другим Яном, грязным сортиром и матерью-истеричкой?».

      Но в новой реальности, очевидно, действовали те же законы, что и в прошлой. Стоило вспомнить что-то неприятное, как оно немедленно появлялось. Дверь распахнулась настежь, и влезла завитая голова матери.

      – Я сколько тебя должна звать? Воду выключи! Не слышишь ничего. Мы с отцом тебя уже час ждём. Хочешь, чтобы остыло всё? Иннокентий, – она бросила повелительный взгляд на супруга, – неси ремень. Нужно поторопить этого увальня.

      Из кухни, сопя, подошёл отец. Он осторожно взял жену за предплечье и быстро заговорил:

      – Жанночка, он уже умылся, пойдём завтракать, а то и правда каша остынет.

      Женщина выдернула руку из ладоней мужа и, сжав губы, процедила:

      – Быстро оба за стол, пока у меня терпение не лопнуло.

      Иннокентий Вячеславович бросился исполнять команду.

      В квадратной, восьмиметровой кухне, напротив входа, расположился потёртый диванчик-уголок, перед ним – небольшой обеденный стол и стул с высокой спинкой. Ян с отцом уселись рядом на сидушку диванчика, а мать заняла стул.

      Завтракали молча. Отец намазал горбушку батона сливочным маслом и шумно дул на кашу, которая, вопреки опасениям, нисколько не остыла. Мать, презрительно скривив губы и явно не успокоившись, собирала овсянку по краю тарелки, медленно жевала, холодно посматривая то на сына, то на мужа.

      Ян ел, опустив голову. Ситуация становилась всё более запутанной. Добрая и ласковая мать, которую он уже больше десяти лет полностью обеспечивал, превратилась в жестокое и агрессивное существо, с которым непонятно что и делать.

      «Ладно, – решил он, глядя в тарелку, – зря, что ли, я курсы по искусству управления оплачивал. Как-нибудь выстроим конструктивную коммуникацию».

      Но Жанна Владимировна к коммуникации, очевидно, не стремилась. Заметив, что мальчишка задумался и приостановил потребление каши, она бросила ложку и наклонилась вперёд:

      – Эй, ты там не уснул? Доедай живее. Нужно в магазин сходить.

      Однако, погружённый в свои мысли, сын должным образом не ускорился. Тогда Жанна