которому Олодумаре поручил лепить из глины людей. Обатала неплохо справлялся с заданием, пока не начал выпивать. Пил всё больше и больше вина, захмелел – и люди, которых он мастерил, стали получаться ущербными. Йоруба верят, что в состоянии опьянения Обатала налепил карликов, калек, безногих и безруких, а также тех, кто страдает изнурительными болезнями. Пришлось Олодумаре самому взяться за работу, которую он необдуманно перепоручил другому, и завершить сотворение человечества собственноручно; поэтому те, кто страдает физическими заболеваниями, говорят, что чтят Обаталу. Интересный тип отношений с божеством – не симпатия, не восхваление, а антагонизм. Они чтят Обаталу в знак того, что его изобличают; ведь именно из-за него они такие. Они ходят в белом: это цвет Обаталы и цвет пальмового вина, от которого он захмелел.

      Сколько же месяцев я не ходил в кино? Часов в десять, коротая время перед сеансом, я заглянул в книжный магазин одной знаменитой розничной сети и прямо на пороге вспомнил о книге, с которой давно хотел ознакомиться, – биографии исторического деятеля, ее написала одна моя пациентка. Книгу – «Монстр из Нового Амстердама» – отыскал быстро и присел почитать в укромном месте между стеллажей. В., старший преподаватель Нью-Йоркского университета, принадлежащая к племени делавар, написала ее на основе своей диссертации, защищенной в Колумбийском университете. Первое всестороннее исследование фигуры Корнелиса ван Тинховена. В XVII веке ван Тинховен оставил по себе дурную память на посту «схаута» Нового Амстердама – должностного лица, официально уполномоченного следить за тем, чтобы голландские колонисты на острове Манхэттен соблюдали закон. Прибыл он туда в 1633 году в качестве секретаря Голландской Ост-Индской компании, но, когда пошел в гору, прославился многочисленными зверствами, особенно выделялся набег на Лонг-Айленд, организованный им для расправы над индейцами из племени канарси; ван Тинховен принес головы жертв, насаженные на пики. При другом набеге ван Тинховен возглавлял отряд, перебивший больше сотни безвинных членов племени хакенсак. Чтение книги В. настраивало на мрачный лад. Полным-полна кровавыми событиями, к основному тексту приложены архивные документы XVII века, связанные с рассматриваемой темой. Документы были написаны в флегматичных и благочестивых выражениях, и массовые убийства представали в них лишь досадным побочным эффектом колонизации. То, с каким терпением и тщательностью описывались эти преступления, ставило «Монстра из Нового Амстердама» в один ряд с биографиями Пол Пота, Гитлера или Сталина, почти всегда добирающимися до верхних строк в списках бестселлеров. Наклейка на обложке экземпляра, который я держал в руках, извещала, что книгу выдвигали на соискание Национальной премии Круга книжных критиков. Отзывы ведущих американских историков на форзаце – в ходульно-похвальных выражениях: мол, этот труд проливает свет на забытую главу истории колониального периода. Мне уже года два попадались в газетах отдельные отблески этой благожелательности