Открытый город. Теджу Коул

подумайте, что мне стало жаль эти безликие общенациональные корпорации – ни капельки. Они сделали себе имя и деньги, сживая со свету локальных конкурентов – фирмы поменьше, возникшие чуть раньше. Но моя бурная эмоциональная реакция объяснялась не только исчезновением этих вывесок, прочно угнездившихся в моем ментальном ландшафте, но и тем, как проворно и бесстрастно рынок топит даже самые живучие предприятия. Частные компании, еще несколько лет назад казавшиеся несокрушимыми, исчезали, казалось, за пару недель. Их роль, в чем бы она ни состояла, переходила в другие руки, и эти руки на миг почувствуют себя непобедимыми, а затем, в свой черед, бессильно опустятся перед лицом негаданных перемен. А тех, кто уцелеет, тоже однажды позабудут.

      На подходе к дому я, нагруженный пакетами, увидел знакомого – жильца соседней квартиры. Он входил в подъезд одновременно со мной и придержал дверь. Я знал его плохо – собственно, почти не знал, его имя не желало всплывать в моей памяти. Лет пятидесяти с небольшим, поселился тут в прошлом году. Имя всплыло: Сет.

      Я немного побеседовал с Сетом и его женой Карлой, когда они только въехали, но с тех пор почти не разговаривал. Он был соцработником, но досрочно ушел на пенсию, чтобы осуществить мечту всей жизни – вернуться в университет и получить второе высшее, по романской филологии. Я видел его раз в месяц, не чаще – где-нибудь около дома или у почтовых ящиков. Карла – она попадалась мне на глаза раза два, не больше – тоже пенсионерка; раньше была директором школы в Бруклине, у них там до сих пор есть жилье. Однажды, когда моя девушка Надеж и я, взяв отгул, проводили день вместе, Сет постучался ко мне спросить, играю ли я на гитаре. Когда я сказал, что не играю, он объяснил, что днем часто бывает дома и ему иногда мешает шум из моих колонок («Наверно, это колонки, – сказал он, – хотя похоже на живую музыку».). Но он добавил с неподдельной теплотой, что они с Карлой всегда уезжают на выходные и мы можем с полудня пятницы без стеснения шуметь, сколько пожелаем. Мне стало неловко, и я извинился. После этого я сознательно напоминал себе, что нельзя причинять им беспокойство, а он больше не поднимал этот вопрос.

      Сет придерживал передо мной дверь. Он тоже шел из магазина – в руках пластиковые пакеты.

      – Холодает, – сказал он. Его нос и мочки ушей порозовели, глаза слезились.

      – Да-да, я даже подумывал доехать от 125‑й на такси.

      Он кивнул, и мы немного постояли молча. Лифт подъехал, и мы вошли в кабину. Вышли на седьмом, и, пока шагали, шурша пластиковыми пакетами, по коридору, я спросил, по-прежнему ли они уезжают на выходные.

      – О да, каждую неделю, но теперь, Джулиус, я один. В июне Карлы не стало, – сказал он. – Инфаркт.

      Я остолбенел – краткое помутнение сознания, словно мне только что сообщили о чем-то совершенно невероятном.

      – Примите мои соболезнования, – сказал я.

      Он склонил голову, и мы пошли по коридору дальше. Я спросил, удалось ли ему взять небольшой академический отпуск.

      – Нет-нет, – сказал он, – я