– Езжайте, ребятки, а мне и здесь хорошо, – ответил он, поглядывая на актрис в кримпленовых платьях.
Они и уехали, а за ними и цыгане со своим предводителем. К утру угомонились, улеглись где попало, а в двенадцатом часу дня Василий Макарович с Иваном уже топали в соседний магазин-гастроном, по выражению Шукшина, за лечебными снадобьями. Проходя мимо большого общего стола во дворе дома, за которым соседские мужики уже играли в домино, освежившись, Иван поздоровался с ними. И Шукшин – тоже. А тех будто зацементировали при виде Василия Макаровича, они не могли даже «мама» сказать, не то что здороваться.
Примерно такая же картина наблюдалась и в магазине-гастрономе. Все: и продавцы, и посетители – словно окаменели. Такая тишина наступила. Слышно было только негромкий разговор Шукшина с Брагиным.
– Василий Макарович, давайте «Старочку» возьмем, – говорил ласково Иван.
– Да нет, Ваня, это не интеллигентно – с утра «Старочка». Будем реанимироваться «Рябиной на коньяке» – это вещь! – отвечал Шукшин.
– Ну, как скажете, Василий Макарович, – так же ласково вещал Иван, и, уже обращаясь к продавцу, продолжал: – Нам бы две «Рябины на коньяке», ну и две «Старки».
Когда они возвращались из магазина-гастронома с полной сумкой снадобья и провизии, соседские мужики так и сидели без движения, зацементированные, с костяшками в руках. И после того случая во дворе Брагина Ивана стали величать не иначе как по имени-отчеству: Иван Тимофеевич.
Когда во второй половине дня приехал Сафрон, за столом, кроме Шукшина, Ивана и молодых актрис в кримплене, сидели Георгий Бурков и Георгий Данелия, а грузинский мужской вокальный ансамбль пел а капелла на голоса очень мелодичную народную песню про маленькую девочку: «Патара, чемо патара гогона, чемо патара имедо, чемо патара…» На столе дымился аппетитный шашлык. Горячий лаваш дарил хлебный запах, а сыры, помидоры и зелень свежая радовали взгляд. А уже следом за Сафроном на пороге появился Вахтанг Кикабидзе, будущая суперзвезда советского кинематографа, а пока просто барабанщик ансамбля «Орэра». Он появился с огромным букетом роз, непонятно кому предназначенных, и с большим чемоданом чачи и прекрасных грузинских вин из Тбилиси. Сафрон Евдокимович понял, что надо спасать Шукшина и Ваню Брагина.
Взял