– Доверенность на что? – спросил Сафрон тоже тихо.
– На Айвазовского, Крамского, Левитана и Репина, – ответил Виктор еще тише.
– Ничего себе цена, это же полколлекции, – произнес удивленно Сафрон.
– Ну, не полколлекции, не полколлекции. Не надо. А так вообще ничего не получишь. Это же ясно как белый снег, – промолвил, изменив выражение лица, Виктор.
– День, – произнес Сафрон.
– Что? – переспросил Виктор.
– Ясно как белый день, вот что это, Виктор. Это все? – твердо спросил Сафрон.
– Нет, ты же сам сказал на следствии, что у тебя украли еще что-то там по мелочи: золотые украшения какие-то, серебро, монеты, шкатулку там и ряд предметов, не имеющих исторической ценности? – уже спросил Виктор.
– Не представляющих, – произнес Сафрон.
– Что? Не понял, – переспросил Виктор Александрович.
– Не представляющих исторической ценности, Витя, но материальную ценность они все же представляют, и большую, – сказал сухо Сафрон.
– Ну да – так вот, если ты, Сафрон, не будешь тут умничать, то получишь бóльшую, я повторяю, бóльшую часть твоей коллекции, заработанной честным трудом в поте лица, назад. Так что скажешь? – спросил так же сухо и твердо Виктор Александрович.
– Я согласен, – проговорил тихо Сафрон.
– Ну, вот и правильно. Жди новостей и скоро, Сафрон. Ты молодец, и принял правильное решение, – весело проговорил Виктор Александрович, встал, пожал руку Опетову и ушел не рассчитавшись.
– Да уж, молодец среди овец, – подумал Сафрон, подозвал официанта, рассчитался и пошел домой.
Вот так Сафрон Евдокимович Опетов лишился части своей коллекции, не самой слабой части, и не имеющей исторической ценности мелочи. Правда, остальную часть ему вернули и довольно скоро. Уже в середине августа было закрытое судебное заседание, на котором он был терпилой (потерпевшим то есть), а его Клеопатра-Светлана-Дора-Доротея и ко – организованной преступной группой (ОПГ, значит). Их приговорили к показательным срокам, а ему, как уже говорилось, вернули коллекцию. Правосудие восторжествовало. Уже перед самым приездом Василины Сафрон решил избавиться от возможного компромата и нашел в кармане Светланиного шелкового халата малахитовую шкатулку елизаветинской эпохи, а в ней записку: «Прости, Сафрон. Твоя Клеопатра».
Вот обо всем этом и думал Сафрон, лежа в кровати со своей новой, молодой, талантливой и очень симпатичной студенткой Василиной, в которую он по-настоящему был влюблен. И вдруг, неожиданно для себя, он произнес: «Василина, а давай снимем тебе квартиру где-нибудь в Ясенево, поближе к чертановскому лесу. Там воздух хороший – гулять можно и тихо».
– А зачем мне квартира, Сафрон? Все же хорошо: я встретила тебя, и больше ничего на свете мне не нужно. Ты со мной, мама Даша – женщина современная, прогрессивная во всех отношениях. Любит меня, доверяет и ни во что особо не вмешивается. Я так счастлива, я как будто всю свою жизнь жила ожиданием этой встречи с тобой. И вот дождалась.