Она возникла на пороге Пашиной квартиры в понедельник с утра – бледная, как привидение, полинявшая, как дешёвое постельное бельё из Китая. Что понедельник – тяжёлый день, придумали не зря.
– Как ты меня нашла? – включил я злюку. Мать неопределённо махнула рукой. Всё понятно. Слежку никто не отменял. – Ну, входи.
Мать переступала порог, словно боялась вступить в коричневую субстанцию, именуемую дерьмом. Или на мине подорваться. И вообще кидала взгляды во все стороны. Наверное, думала, что сейчас на неё кто-нибудь свалится. Но в квартире царила тишина, и она немного успокоилась.
Паши дома не было. Видимо, ещё не вернулся из загула. Ну, ничего. Тем острее будет допрос по всем правилам позже. Я не собирался делать вид, что ничего не произошло.
– Сынок, умоляю, – маман бабахнулась на колени так быстро, что я и среагировать не успел, и растерялся. – Вернись домой, скажи отцу, что всё это – дурацкая шутка!
Она снова за старую пластинку. Колени только лишние. Ну зачем?..
– Мам, встань, – поднимаю её почти насильно. Она сопротивляется. Ужас какой. Кажется, я их всех и довёл, и достал. Убеждённость моя не поколебалась, но чувство, что я скотина, всё же голову подняло.
– Он с ним встречался, – плачет мать тихо, – условие поставил. Это только начало, а затем всё уйдёт в чужие руки.
Я сажусь с ней рядом на диван.
– Ну, во-первых, Сергей не чужой, а его сын. Во-вторых, он давно с ним встречался, задолго до того, как он меня из дома вытурил. Так что процесс запущен не день назад, если на то пошло. Отец давно угрозами сыпал. Всё пытался меня в чувство привести.
– Зачем, ну зачем ты это делаешь? – в голосе матери столько муки, неподдельного горя. – Он же для тебя старается, живёт только тобой.
– А я не оправдал надежд, – скотина во мне медленно умирает и спокойно ложится на отдых. – Не надо жить мной. Живите собой, мам. Живите своей жизнью и не пытайтесь прожить чужую жизнь или сломать её в угоду своим прихотям и амбициям.
Я смотрю ей в глаза и, наверное, впервые в жизни твёрд, как алмаз.
– Мне не нужны его деньги, наследство, та жизнь, которую он мне уготовил. Есть дела поважнее, чем быть проституткой собственного отца. Я больше не лягу под него. Может, Серёге нужнее нажитое непосильным трудом. Три магнитофона там, патефона, куртки кожаные тоже три. А мне не надо, поверь.
– Как долго ты протянешь, избалованное дитя? – гладит она меня по голове, как маленького. – Ты все выходные в клубе торчал, деньгами налево-направо сорил.
– Может, вы ещё за мной с диктофоном ходить будете, записывать каждый вздох?
Почему-то в уме резко всплывают поцелуи с Аллой и снова – полутёмная комната. Чёрт.
– Не бойся. Это был мой человек. Он всего лишь… приглядывал за тобой.
– Вынюхивал, где я живу и с кем, – киваю понимающе.
– Это ложь, – мать встаёт с дивана и, цокая каблуками, меряет твёрдыми шагами комнату, – это всё ложь! Это папу ты мог в дураках оставить, но не меня! Я все твои