– Она держится замечательно, но хватит ее ненадолго. Будет второй удар, затем третий. Уж я-то знаю, как это бывает. Потерпи, душенька. Если ты скрасишь последние дни старой леди, то тем самым сделаешь благое дело. А все остальное еще успеется.
– Вы очень добры, – промолвила Мэри.
– Вон твой папаша решил выбраться на улицу, и наверняка не для того, чтобы мирно побалагурить, – проворчала сестра Хопкинс, когда они приблизились к массивным чугунным воротам.
Сгорбленный старик, прихрамывая, спускался по ступенькам с крыльца сторожки.
– Доброе утро, мистер Джерард, – весело поздоровалась сестра Хопкинс.
– А-а! – раздраженно проскрипел Эфраим Джерард.
– Прекрасная погода, – сказала сестра Хопкинс.
– Для вас может быть. А по мне, так ничего прекрасного, – проворчал старый Джерард. – Разыгралось мое люмбаго[7].
– Видимо, это из-за дождей на прошлой неделе. А сейчас сухо и тепло, и скоро боль у вас как рукой снимет, – пообещала сестра Хопкинс. Ее профессионально-бодрый тон лишь сильнее озлобил старика.
– Сестры… сестры, все вы на один лад, – огрызнулся он. – Люди страдают, а вы веселитесь да радуетесь. Вам на них наплевать. И Мэри вот тоже знай талдычит: буду, мол, медсестрой. Не могла выбрать что-нибудь получше! Все-таки и по-немецки, и по-французски болтает, и на пианино играет, да и в школе своей шикарной всяким штукам научилась, и за границей…
– Меня бы вполне устроило быть больничной сестрой, – резко перебила его Мэри.
– Ага, а еще лучше вообще ничего не делать, верно? Изображать из себя этакую леди-белоручку! Да ты попросту лентяйка, дорогая моя доченька!
– Это неправда, папа! – выкрикнула Мэри, и на глазах у нее выступили слезы. – Как ты можешь так говорить!
Сестра Хопкинс вмешалась в разговор, попытавшись несколько неловкой шуткой разрядить атмосферу:
– Теперь я вижу, что вам и впрямь с утра неможется, небось вы и сами не верите в то, что говорите! Мэри – хорошая девушка и хорошая дочь.
Джерард посмотрел на дочь с почти откровенной враждебностью.
– Какая она мне теперь дочь – со своим французским языком и жеманными разговорами. Тьфу!
Он повернулся и заковылял обратно в сторожку.
В глазах Мэри все еще стояли слезы.
– Вы видите, сестрица, как мне с ним трудно? Он никогда по-настоящему не любил меня, даже когда я была маленькой. Маме всегда приходилось за меня заступаться.
– Ну-ну, не расстраивайся, – ласково сказала сестра Хопкинс. – Тяготы посланы нам, дабы испытать нас. О боже, мне нужно поспешить. У меня сегодня обход.
Глядя вслед быстро удаляющейся фигуре, Мэри с горечью думала, что по-настоящему добрых людей не бывает и ей не от кого ждать помощи. Сестра Хопкинс, при всем ее сочувствии, отделалась несколькими прописными истинами, преподнеся их как откровение.
«Что же мне делать?» – в отчаянии думала Мэри.
Глава 2
Миссис Уэлман лежала на высоко взбитых