Крот. Примерно поровну – логично.
Томский. Логично-то логично, но именно здесь происходит размывание величайшего из представлений – представления о возможности использования досуга для деятельности. Но ведь работа это и есть деятельность! А на досуге мы хотим отдыхать. Точка.
Крот. Наконец-то.
Томский. Хотя нет, еще не точка. Еще один грех работы, грех, который тоже пытаются представить как всеобщий грех всякой деятельности, хотя он является специфически рабочим грехом – грех специализированного однообразия. Помните, как Маркс обрушился на специализацию труда, указав на то, что она порабощает человека?
Крот. А вы в ответ набросились на Маркса.
Томский. Да, и был не совсем прав. Маркс совершенно верно оценил удушающий потенциал специализации, только он не учел, что в конечном счете лишь специализация и позволяет человеку творчески освободиться. Петлю на шее рабочего он заметил, а вот когда он автоматически перенес эту петлю и на шею творческого человека, то поддался общему заблуждению, – когда работа, узурпировавшая понятие деятельности, выдается еще и за творчество. Впрочем, и здесь Маркс не совсем ошибся; в конце концов, это ведь во многом соответствует действительности – формирующееся в определенный исторический период стремление творческого человека выстроить свое творчество по производственному принципу. Но в любом случае очевидно, что как бы ни выстраивалось творчество, оно не может быть столь специализированно однообразным, как работа. И даже необходимый для выживания труд тоже далеко не однообразен – так как он встроен в природный цикл, а всякое время года требует