Селия засмеялась. Ее звонкий заразительный смех необъяснимым образом взволновал Джонаса.
– Вы оба были неразлучны, – продолжала Селия, – и мне очень хочется, чтобы так было и впредь.
– Возможно когда-нибудь так и произойдет, – ответил Джонас, хотя знал, что это маловероятно. – Вы готовы ехать? Не стоит сидеть дома, когда на улице такая хорошая погода.
Селия взяла его под руку, и они вышли к открытому экипажу Джонаса. Он помог ей подняться и сесть, а затем мягко щелкнул поводьями.
– Хардли проявлял интерес к кому-нибудь после смерти Мелисент? – поинтересовался Джонас, как только они проехали через широкие ворота, ведущие в Гайд-парк.
– Он все еще боготворит память о ней, – покачала головой Селия, – как будто она была воплощением добродетели.
– А вы не разделяете его мнение? – удивился Джонас.
– Простите, – с выражением искреннего смущения на лице обронила Селия. – Я не предполагала, что мой комментарий произведет такое впечатление. О мертвых нельзя говорить плохо.
– Но вы не считали ее идеальной?
Леди Сесилия замолчала, кивнув в знак приветствия двум молодым дамам, которые ехали им навстречу.
– Идеальных людей не бывает. Просто смерть стирает недостатки и оставляет после себя бессмертие.
– Вам кто-нибудь говорил, какая вы мудрая, леди Сесилия? – удивленно подняв брови, посмотрел на нее Джонас.
– О да, – едва заметно пожав плечами, повертела зонтиком Селия. – Хардли твердит мне об этом постоянно. Только он не называет это мудростью. Он говорит, что это прямолинейность и невоспитанность.
– Он не ценит вашу откровенность? – улыбнулся Джонас.
– Господи, ну конечно, нет. Он же обидчивый. До того, как Хардли стал герцогом, он был гораздо более восприимчивым и уравновешенным. Если помните, у него даже чувство юмора присутствовало.
– Ну, это потому что тогда у него не было такой ответственности, – рассмеялся Хейвуд.
– А вы по-прежнему остаетесь его защитником, да?
– По-прежнему?
Селия опустила зонтик и подставила лицо лучам солнца.
– Вы всегда видели в Хардли только лучшее и не замечали его недостатков. Вы даже позволили ему обвинять себя в смерти Мелисент.
– А разве вы не считаете, – у Джонаса перехватило дыхание, – что я в некоторой степени был за это в ответе?
– Нет, я так не считаю. Ответственности за это не несет никто, кроме самой Мелисент.
Джонас откинулся на спинку сиденья и впервые за долгое время позволил себе вздохнуть свободно. Селия действовала на него, как успокоительный бальзам, удалявший из израненной души острые осколки вины и сожаления, долгое время изводившие его.
– В какую удивительную женщину вы превратились.
Джонас посмотрел на