Боль приходит и приходит, и я ложусь перед ней, обессиленная борьбой и говорю:
– Приходи.
Приходи, чтобы научить меня, как ты учила меня неделями тренировочных схваток. Приходи, как приходят волны, ждут их скалы или не ждут. Приходи, потому что я сама позвала тебя девять месяцев назад, приходи, потому что моя судьба – стать сегодня песком для строительства нового, и я стану им в борьбе или в принятии.
И мой выбор – принять тебя, согласиться на тебя, ведь я уже была на другой стороне, когда женщина рожала другую женщину. Когда я была человеком, который больше не ждет приглашения, а просто идет напролом.
Я смотрю вперед и вижу только тьму. Ни экран с КТГ, ни родившееся солнце в прорехах жалюзи, ни руки – руки любимые и руки в белых смотровых перчатках – никто не может помочь мне. Никто не сможет осветить мой путь.
Но я боюсь. Как же сильно во мне желание бороться. Ведь всю жизнь я училась – нужно бояться боли, нужно бежать от нее, новое страшно, старое – лучше, понятнее. Я хочу и не хочу знать – что за чертой. Но еще сильнее страха – ожидание встречи. Ожидание встречи с моим человеком.
Он приходил ко мне во снах. Четыре года. Он смотрел на меня и говорил:
– Я приду.
Он толкался ножками мне в ладонь и говорил:
– Я с тобой.
Он растягивает меня изнутри, он вызывает волны боли одну за другой. И говорит:
– Выпусти меня, я хочу увидеть мир.
Я смотрю в темноту, на бегущую над полом полоску подсветки, на блестящие ножки кювеза для новорожденных, на проходящие туда-сюда туфли акушерки и врача.
Я знаю, что они – уже за чертой, как и сотни тысяч до них, сотни тысяч родивших и перешедших, боявшихся и принявших.
И я прошу их, я прошу сотни тысяч, встать за моей спиной, помассировать мне поясницу, протереть мой лоб влажной ватой, встать рядом, как бесстрашная конница, и пойти со мной в мой бой.
И пусть мой бой страшен, пусть он рвет мое лоно, я уже не боюсь. Я жду эти волны, и пусть волны будут сильнее, я запрыгну на ту, что вздыбится выше всех.
И на гребне, на пике я чувствую, как подвернулась головка – и в следующий миг я вижу его всего. Вот он, мой человек, синетелый и черноокий, розовеющий на глазах. Я смотрю на него, и он смотрит в ответ.
Я кормлю его первыми капельками молока из своей груди, моего долгожданного гостя.
И две пары рук, мужские и женские, обнимают его через кокон пеленок, и два голоса говорят:
– Я приветствую тебя.
Молочная река
Надежда Ларионова
Молочная Фея сдавливает мою ареолу. Я дергаюсь, и она тотчас отпускает сосок. Мне больно. Больно даже от ее осторожных пальцев, не то что от десен голодного ребенка.
– Соски привыкнут, – ласково говорит Фея и накидывает на худенькие плечи пальто.
– Обязательно.
Она сияет. Ведь ее миссия выполнена. Она наладила прикладывание. Поправила позы