За решёткой. Криминальный роман. Григорий Синеглазов

в каждой ещё части есть. Без прима – это обычная двести двадцать восьмая. Первая часть за мелкую наркоту – до трёх лет лишения свободы, по второй части крупный размер – от трёх до десяти, в третьей части особо крупный размер – от десяти до пятнадцати лет. Судя по всему у киргиза была вторая часть. Статья двести двадцать восемь прим один – означала сбыт наркотиков, и тоже три части, но насколько они суровые Боря прочитать не успел, поскольку принесли завтрак, и задержанные пошли его получать. Передавая друг другу тарелки с кашей, они накрыли на стол, и принялись за еду. После того, как помыли тарелки, и понесли их сдавать, раздали чай. У Толика в сумке ещё оставались печенья, которыми он охотно поделился с остальными. Киргиз от приёма пищи отказался.

      – Ломка у него. Всё время строгает, и аппетита нет.

      Что значит «строгает» Боря уже догадался сам, поскольку видел не однократно, как их азиатский пассажир подходил к «утке» блевать. Во время проверки, все задержанные, кроме плохо себя чувствующего киргиза, выстроились по струнке, и один из сотрудников в военной форме спросил:

      – Мамедов опять от еды отказался?

      – Да. – ответил Толик. – Он рыгать ходил всю ночь на дальняк. Может ему какую-нибудь таблетку дать?

      – Метадон сейчас ему выпишем, может, проспится.

      Проверка удалилась, и задержанные принялись за разгадывание кроссворда. Через час после этого дверь открылась, вошёл какой-то молодой сотрудник изолятора, одетый, правда, не в синий милицейский камуфляж, а в военный – защитного цвета, и спросил:

      – Пахомов, у тебя помыться есть желание?

      – Да, конечно. – Отозвался Боря.

      – Пошли. Только вновь прибывшим оказывается такая честь.

      Его отвели на второй этаж. Дали кусок хозяйственного мыла. И Боря принялся раздеваться. Всю одежду он сложил на скамье около двери в душевую, открыл воду, и долго-долго намыливался хозяйственным мылом. Поскольку ни мочала, ни вехотки у него здесь не было, то как следует отмыться ему здесь, похоже, не удастся, он решил как можно дольше находиться под водой. Но не слишком долго, чтобы не раздражать администрацию. Сменной одежды у него при себе не было, поэтому одеваться пришлось в то же самое. «И какой смысл в этой помывке, если ту же одежду на себя одеваешь?» – сказал мысленно, про себя. Его привели обратно на третий этаж, в ту же камеру.

      Во время обеда, его сосед Толик задал вполне распространённый вопрос в такой ситуации:

      – Ну как тебе наша жизнь, тюремная?

      – Жить можно.

      – Правильный подход – похвалил Володя. – От того, что тебя закрыли, жизнь не закончилась? Поэтому унывать не нужно.

      – Можно даже веселиться, – улыбнулся Толик. И добавил со смешком: – когда меня первый раз закрыли, я тоже грустный ходил, только в зоне уже разморозился. Ничего, Боря, в тюрьме тоже весело бывает. Хотя может быть, завтра домой поедешь. Нас-то с Володей по-любому закроют.

      Надеяться на лучшее, но ожидать худшего. Вот правило, которое