Михаил Николаевич Гирс. Иллюстрация из номера газеты «Petit Journal» от 9 января 1931 г.
В дополнение к показанной нами ранее роли, которую сыграл Николай Николаевич в судьбах расследования, приведем любопытный отрывок из интервью, которое 30 декабря 1930 г. в Париже помянутый нами Ксавье де Отеклок взял у М.Н. Гирса218.
Согласно оценке французского журналиста, это был один из «самых таинственных» пунктов этого дела.
«Вопрос: Приказал Вам Великий Князь перед смертью избегать всех дальнейших исследований документов Соколова и не предавать погребению реликвий, хранителем которых он вас сделал?»
Отвечая, дипломат ни в малейшей степени не отрицал самого факта «приказа», а также своего подчиненного по отношению к отдававшему распоряжение Великому Князю положения.
Сам ответ журналист предваряет важной ремаркой: «Страшное волнение отразилось на лице моего собеседника, и он ответил сдавленным голосом:
Ответ: Великий Князь поступал, вполне сознавая, что он делает. Он был большой патриот и также большой друг Франции. Он был рабом своего долга. С его точки зрения эти бумаги и вещи государственной важности. Они больше не принадлежит и не могут принадлежать только одной какой-нибудь фамилии [т. е. Российской Императорской Семье. – С.Ф.].
Эти все вещи могут быть пересмотрены только в том случае, если прерванное в 1919 г. [иными словами Николай Николаевич и Гирс следствие 1920–1923 гг., позволившее прийти к важнейшим выводам, не признавали. – С.Ф.] может быть снова продолжено в восстановленном русском государстве.
Великий Князь Николай умер, говоря своим приближенным: “Не забывайте России!” И, верьте, мы ее не забываем, чем и объясняется положение, кажущееся вам таким странным».
Этим «кажущимся таким странным» было сокрытие Царских Мощей, вещественных доказательств и материалов следствия от Русского народа и всего мiрa.
В свое время осознание этой роли Великого Князя стало большим ударом для генерала М.К. Дитерихса, что нашло отражение в его письме 1933 г. к А.А. Вонсяцкому:
«Следственное производство с вещественными к нему доказательствами, со следовавшим за ним судебным следователем Соколовым, были представлены мною в марте 1920 года Великому Князю Николаю Николаевичу. По некоторым причинам я не считаю возможным подвергать огласке обстоятельства, почему это следственное производство с приложенными к нему реликвиями останков Членов Царской Семьи не получили, на мой взгляд подобающего к себе отношения».
Отношение Н.А. Соколова к Николаю Николаевичу также было вполне определенным. О нем в 1927 г. сообщил земляк и друг следователя, профессор Алексей Иванович Шиншин: «…Мой покойный друг следователь Николай Алексеевич Соколов, правый монархист по убеждениям, относившийся очень отрицательно к деятельности, поднятой вокруг имени Великого Князя Николая Николаевича…»219
Трудно,