Подумайте, Лаврентий, быть поклонником смерти, убивать когда хочется, – ваша затаенная мечта, это прекрасно. Но здесь убивать заставляют не только на войне или при подавлении бунтов. Нет, мужья должны стрелять в жен, чтобы было о чем писать в газетах, экипажи – давить, чтобы были происшествия, бедняки должны быть преступниками и дать ложному правосудию возможность осуществляться. И все потому только, что смерть такой же товар, как и все остальное. И хотя я еще раз знаю, что причина – тот же, будь он несчетное количество раз проклят, денежный строй, не могу не морщиться, мысля, до чего чудовищно современное перепроизводство смерти”.
Василиск остановился, откашлялся и продолжал насмешливо:
– Лаврентий, из рассказа о том, как вы в деревушке расстреляли полицию, я понял, что вас оскорбили мои разоблачения о партийной вам помощи. Вы не хотите быть руководимым. Это вас недостойно. Но, увы, не заблуждайтесь, не думайте, что свободны. Нет, даже ваша прекрасная способность умерщвлять – плод общего положения вещей. Вы убили брата Мокия потому, что вас развратила плоскость, а плоскость развращена бульварами. И ком смертей растет потому, что это ваш товар, что вы, сами того не замечая, не поклонник, а купец смерти. Партия не покупает ли у вас несколько смертей за соответствующее вознагражденье?
Гостиница, в которую они вошли, вонючая на редкость, была погружена в полную почти тьму. Когда лестница, где двое не могли бы разойтись, была наконец преодолена, человечек оставил Лаврентия стоять в углу, а сам вошел в комнату, освещенную одной только свечой, где за столом заседало несколько бородачей, лица которых, и без того неразличимые, были скрыты под очками и шляпами. Василиск уселся, не здороваясь, и отчеканил: “Все выяснено. Дело произойдет послезавтра, и, следовательно, завтрашний день придется провести в бездействии. Так как полиция кое-что подозревает, я принял меры, чтобы некоторые из товарищей дали себя завтра арестовать с орудиями преступления, что нам окончательно развяжет руки. Бросать будет Мартиньян, кроме него никого на месте не будет. Заседание закрыто”. Он встал, вышел в коридор, схватил Лаврентия за руку и поспешно выволок наружу. Остальные долго разговаривали, наконец разошлись. Один из присутствовавших сначала выбрал один путь, а потом повернул и зашагал к дому, где его ждал начальник полиции.
Следующие сутки прошли для Лаврентия в томительных скитаниях с Василиском по городу, еще более нудных потому, что обоим пришлось преобразиться, приклеить бороды, напялить стеснительное платье и воротники и взять в руки трость, с которой Лаврентий не знал, как обращаться. Потом Василиск наговорил лишнего, и чопорный горец решил при случае доказать человечку, что тот не всегда прав.
Василиск заставлял Лаврентия