Девочка лежала на боку, свернувшись в комочек и закрыв лицо руками, и даже не пыталась куда-нибудь сбежать. Ее плечи мелко подрагивали, и затуманенный разум Гриднева не сразу смог понять причину этих телодвижений. Лишь через пару секунд он, наконец, сообразил, что девочка беззвучно плачет. Глубоко вздохнув и покачав головой, Лев подошел к малышке, присел на корточки и дотронулся до ее плеча. Девочка вздрогнула и сжалась в комок еще плотнее, хотя казалось, что это уже невозможно.
– Не бойся, малышка, я тебя не обижу, – убрав руку с плеча девчонки, пообещал Гриднев. – Успокойся, пожалуйста. Самое плохое уже позади. Эти хулиганы уже ушли.
– А Павлик? Что с ним? – не отрывая рук от лица, со всхлипом поинтересовалась девчонка.
– Какой Павлик? – не понял ее Лев.
Девочка, продолжая закрывать лицо одной ладошкой, другую, не глядя, протянула в ту сторону, где на земле оставался лежать окровавленный ребенок. Гриднев только сейчас вспомнил о нем. Он уже видел такие раны, и ему не нужно было подходить к мальчишке, чтобы понять – он мертв. Однако Лев, все равно, встал с корточек и подошел к телу ребенка, чтобы проверить пульс. Сердце не билось. Да и не могло, поскольку из расколотого черепа на траву частично вывалился его мозг, из которого торчали мелкие осколки костей.
Гриднев поморщился. Несколько секунд он неподвижно стоял над телом ребенка. Раз девчонка его знала, они были друзьями, или родственниками. И как ей сказать о том, что ее знакомый умер, Лев совершенно не представлял. Он уже давно отвык от общения с детьми, и все его контакты с ними сводились, в основном, к предложениям что-нибудь поесть или попить, или посмотреть какую-нибудь передачу по телевизору. Глубоко вздохнув, Лев начал подбирать в уме слова, которые нужно сказать ребенку, но девочка опередила его.
– Он, ведь, умер? Как и другие? – поинтересовалась девочка, и Лев обернулся на голос.
Малышка сидела на траве, глядя в сторону Гриднева и мертвого Павлика, и теперь Лев мог определить ее возраст. Выглядела девчонка лет на 7–8, хотя первое впечатление могло быть и ошибочным. Ее и без того большие глаза сейчас были так широко раскрыты, что казалось, будто они занимают пол-лица, как у мультяшных персонажей. От слез на ее запыленных щеках остались потеки, но девочка, все равно, выглядела так, что для описания ее внешности напрашивалась только одна фраза: «Какая куколка?!» Глядя на нее, Гриднева захлестнула запоздалая волна бешенства, когда он вспомнил слова главаря малолетних бандитов: «Соси, я сказал!» Сейчас Лев даже пожалел, что не убил на месте этого поддонка. Гриднев, не отрываясь, смотрел в это невинное лицо несколько секунд, а потом просто кивнул, не найдя в себе сил сказать хоть что-то в ответ на ее вопрос. Девочка опять заплакала.