Sedet at dexteris meis[20]. Вот что».
Я могу вам сказать, это их сильно обеспокоило. И они не знали, как бы им выманить Лилиенштайна. Однако они набрели на мысль: стали кидать через дом Лилиенштайна собачью траву и мёд. И пришлось ему выйти. И они погнались за ним.
Он бежал прочь, спотыкаясь о спальные тележки, которые стояли на дороге – из-за сонной болезни. Он бежал прочь, спотыкаясь о ноги бензина[21], который сидел на углу и тёр себе желудок. Прочь через будку богини-охранительницы абортов, которая, извергая детей на длинной верёвке, заставляет плясать 72 звезды добра и 36 звёзд зла. И они гнались за ним.
Апоплексия валяется в небесно-голубых пеленах. Ползут улитки, жаждущие синего. Кто видел этот фаллос, тот знает и все остальные. Он миновал каракатицу, которая учит греческую грамматику и ездит на велосипеде. Мимо башен с лампами и доменных печей, в которых ночами пылают трупы убитых солдат. И он убежал.
В огороде чёрта читали вслух манифест. Объявлялось вознаграждение в 6000 франков каждому, кто сообщит достоверные сведения о пребывании попавшего в Cатанополис журналиста Лилиенштайна или приведёт данные, которые помогут выйти на след изверга. Это зачитывалось под звуки трубного хора. Но тщетно.
Его уже забыли и шли своим путём, а тут вдруг обнаружили его на дорогах Италии. Там совершают прогулки на небесно-голубых лошадках, а дамы носят зонтики от солнца на длинных ручках, ибо жарко.
На зонтике одной дамы его и заметили. Он свил там себе гнездо и высиживал яйца. Он скалил зубы и верещал пронзительным тоном: «Циррициттиг-цирритиг»[22]. Но это ему не помогло. Даму, на зонтике которой он фланировал, рвали туда и сюда. Её ругали, оплёвывали и обвиняли. Ей дали пинка под зад, потому что считали её провокаторшей. Тут он выпал из гнезда, а вместе с ним его яйца, и поднялся вой.
Но с него сорвали только его бумажный костюм. Сам он сбежал и ретировался на стропила здания вокзала, наверх, где скапливается дым. Там он был у всех на виду, долго ему там было не продержаться.
В действительности он спустился вниз через пять дней и был приведён в суд. Жалок был его вид. Лицо закоптилось от угольной сажи, а руки были перепачканы чернилами. В кармане брюк он носил револьвер. В нагрудном кармане рядом с бумажником – справочник по криминальной психологии Людвига Рубинера[23]. Он всё ещё скалил зубы «цирритиг-циррицитиг». Тут выползли из своих нор каракатицы и смеялись. Тут явились закопадоры, и им было на него начхать. Тут налетели волшебные драконы и морские коньки и кружили над его головой.
И над ним учинили судебный процесс: обвинили в том, что он в сером облике сокрушил поля блаженства музыкантов. Путём всяческих безобразий привлёк внимание. Но чёрт выступил в качестве его адвоката и защищал его. «Злословие и сонливость, – сказал чёрт, – чего вы от него хотите? Видите, се человек. Вы хотите, чтобы я умыл руки, или он должен принять муки?» И подскочили бедные и попрошайки, крича: «Господь, помоги нам, у нас лихорадка». Но он отпихнул (оттолкнул,