«Итак, – сказал Штизельхеер, – давайте укроем карусельную лошадку Йоханна[7] в безопасном месте и пропоём песню о чудесном».
«Не знаю, – сказал Беньямин. – Всё-таки лучше было бы обезопасить карусельную лошадку Йоханна. Налицо предзнаменования того, что предстоит худшее».
И действительно, налицо были признаки, что худшее предстояло. Была найдена голова, которая безудержно кричала: «Кровь! Кровь!», а её скулы поросли петрушкой. Термометры стояли полные крови, а разгибающие мышцы больше не действовали. В банкирских домах дисконтировали песню «Стража на Рейне»[8].
«Хорошо, хорошо, – сказал Штизельхеер, – давайте спасём карусельную лошадку Йоханна от опасности. Неизвестно, что может произойти».
На небесно-голубом гумне, с большими глазами, обливаясь потом, стояла карусельная лошадка Йоханн.
«Нет, нет, – сказал Йоханн. – Здесь я родился, здесь хочу и умереть».
Но это была неправда. Ибо мать Йоханна была родом из Дании, а отец был венгр. Однако всё же пришли к единодушию и в ту же ночь бежали.
«Тьфу, чёрт, – сказал Штизельхеер, – тут конец света. Тут стена. Дальше не пройти».
И в самом деле там была стена. Она отвесно возносилась к небу.
«Смешно, – сказал Йопп. – Мы потеряли связь. Пустились в ночь, забыв повесить на себя гири. Разумеется, мы теперь парим в воздухе».
«Ерунда, – сказал Штизельхеер. – Здесь воняет. Я дальше не пойду. Тут валяются рыбьи головы. Тут поработали химеры. Здесь доили гребные валы».
«Чёрт его знает, – сказал Рунцельман. – Мне тоже не по себе. Нам тут натянут на уши шарлатанские рубашки!» Он сильно затрясся.
«Прекратить! – приказал Беньямин. – Что здесь стоит? Вагончик для сбора пошлины? Зелёный и с зарешёченными окнами? Что это тут растёт? Агавы, веерообразные пальмы и тамаринды? Йопп, посмотри по книге знаков, что это может значить».
«Фатальное дело, – сказал Штизельхеер. – Вагончик для сбора пошлины среди агав. Уже подозрительно. Бог знает, куда мы попали».
«Вздор, – воскликнул Беньямин. – Не будь так темно, можно было бы точно разглядеть, что произошло. Шарлатанветеринар[9] направил нас по ложному пути».
«Факт тот, – сказал Йопп, – что мы стоим перед стеной. Дальше хода нет. Гундельфлек, зажги фонарь».
Гундельфлек порылся в кармане, но извлёк оттуда лишь мощную светло-голубую органную трубу. Он всегда носил её с собой.
«Подойдите ближе, господа, – внезапно раздался чей-то голос. – Вы заблудились. – То был вождь Зарево. – Чего вы плутаете в потёмках ночной порой? Да ещё в таком виде! Снимите целлулоидные носы! Разоблачитесь! Вас узнали! Что это за бунчуки вы таскаете с собой?»
«Это, с позволения сказать, колотушки, и колокольчики на палочке,