– А вы ее знали?
– Мы видели ее в городе.
– И кто же это сделал? – спросил я.
– Мы не знаем, – ответил он. – Возможно, какой-нибудь парень с базы. Так мы думаем.
– Почему?
– Да потому что она именно с ними проводила время.
– Если ваш детектив болеет, – спросил я, – кто расследует это дело?
– Сам шеф, – ответил Пеллегрино.
– А он достаточно опытен в расследовании убийств?
– Она, – поправил меня Пеллегрино. – Наш шеф – женщина.
– В самом деле?
– Да. Это выборная должность. Она набрала достаточно голосов.
В его голосе я уловил явные нотки сожаления и покорности судьбе. Таким тоном обычно объявляют о крупном поражении своей команды. Имеем то, что имеем.
– Вы боролись за это назначение? – спросил я.
– Мы все за него боролись, – ответил он. – Кроме детектива. Он уже мучился со своими почками.
Я ничего не сказал в ответ. Машину вдруг стало трясти и качать. Шины автомобиля Пеллегрино были стертыми и мягкими. Машина шла по щебеночно-асфальтовому покрытию, издавая при этом глухое рычание. Впереди вечерняя мгла успела уже окончательно сгуститься. Пеллегрино включил фары, свет которых освещал дорогу примерно на пятнадцать футов впереди. А дальше была непроглядная темень. Дорога была прямая, как тоннель, проложенный среди деревьев. Деревья переплелись ветками, но как-то по-особому, словно каждое дерево старалось обеспечить себе лучшие условия; как сорняки, старающиеся ухватить побольше света, воздуха и минералов, ведущие себя так, будто сто лет назад сбросили семена на вспаханную, но покинутую пашню. Свет фар время от времени вырывал сплетения веток из тьмы, и тогда они казались неподвижными, словно замороженными. Рядом с одним из боковых проездов я заметил косо висящий знак-указатель; на его выгоревшей от солнца поверхности темнели ржавые пятна величиной с монету, появившиеся после того, как краска облупилась. Это была реклама отеля под названием «Туссен», сулившая такие же условия, как в отелях на Мейн-стрит и номера наивысшего качества.
– Ее выбрали благодаря фамилии, – сказал Пеллегрино.
– Это вы о шерифе?
– Да, ведь мы о ней говорили.
– Как это? А что у нее за имя?
– Элизабет Деверо, – ответил он.
– Звучное имя, – согласился я. – Но не лучше, чем, к примеру, Пеллегрино.
– Ее отец был шерифом до нее. И его все любили… в определенных кварталах. Мы уверены, что многие голосовали за нее в память об отце. А может быть, они думали, что все еще отдают голоса ему самому. Может, они еще и не знали, что он помер. Нужно время на то, чтобы новости дошли до некоторых кварталов.
– Неужто Картер-Кроссинг настолько большой город, что он разделен на кварталы? – удивился я.
– Я бы сказал, на половины. На две половины. На западную от железной дороги и на восточную.
– С одной стороны лицевая, с другой – оборотная?
– Как