– Перелома нет. Вывиха тоже, – подбадривал Верещагин. – Просто сильный ушиб. Рану сейчас промоем и перевяжем.
На четвёртый день начал отставать Ломидзе. Щёки его заросли иссиня-чёрной щетиной, он казался старше всех, даже старше Шалденко, который мог, с его совсем светлыми льняными волосами, хоть неделю не бриться.
Никто не роптал, – после гибели лодки все эти лишения казались ничтожными. Моряки брели вдоль унылых валунных гряд, не отличая дня от ночи, а солнце, светившее почти круглые сутки, всё ходило дозором, словно охраняло их от врагов.
На пятый день они увидели на берегу небольшого озера дом с верандой. Неотрывно следили за ним со своей высотки. Идти туда всем вместе было опасно.
– Смотрите будьте осторожнее, не попадитесь немцам в лапы! – сказал Краснов, посылая Шалденко с Урмановым в разведку.
Над озером летали голубовато-серые полярные чайки. Они то стремительно падали, чуть касаясь крылом воды, то взмывали вверх с блестящей рыбкой в лимонно-жёлтом клюве. Голодные моряки с завистью наблюдали за ними.
Разведчиков пришлось ждать долго. «Неужели погибли?» – раздумывали оставшиеся, зорко осматривая окрестности.
Но вот от постройки отделился человек, и они сразу узнали в нём Шалденко. Мичман вышел на видное место и стал сигнализировать двумя носовыми платками: всё в порядке, спускайтесь вниз.
Когда они подошли, Шалденко доложил:
– В доме один старик норвежец. Увидев меня, сильно испугался. По его словам, в двадцати километрах отсюда стоит какая-то немецкая часть. Узнав, что я советский моряк, старик успокоился. Он говорит по-русски, раньше бывал в Петербурге.
Моряки обрадовались.
– А нет ли в доме телефона? – спросил Краснов.
– Нет.
– А радио?
– Ничего нет. Мы всё проверили.
Оставив охрану, моряки поднялись на крыльцо. На столе уже появился закопчённый чайник с горячей водой и две измятые кружки. Старик принёс из сеней сушёной трески и что-то вроде лепёшек. Но даже молодые зубы моряков с трудом справлялись с ними. Он очень извинялся, что не имеет ни чая, ни сахара, ни хлеба, ни молока. Немцы отобрали у него продовольствие, угнали корову, растащили вещи.
– Значит, не сладко при фашистах? – спросил Верещагин, дуя на горячую воду.
Старик смахнул слезу.
– Вот с чем оставили они меня на старости лет, – он поднял оборванную сеть и снова бросил её на пол. – Будь они прокляты навеки!
– Мало проклинать, папаша, – сказал Верещагин. – Их надо гнать в три шеи. Так будет вернее.
Старик посмотрел на него и безнадёжно покачал головой.
– Где чайке с орланом состязаться! – сказал он, тяжко вздохнув. – Орлана может победить только горный орёл, – подумав, добавил он, – а горные орлы только у вас, в России.
Передохнув, моряки поблагодарили норвежца и собрались в путь. В любое время сюда могли нагрянуть немцы.
Старик дал им на прощанье трески, этой «полярной курицы», соли, лепёшек.
– Идите