Командир отряда вскинул брови:
– А вы правду говорите?
– Я не обманываю. Я работала в райкоме комсомола, эвакуироваться не успела.
– Вы сумеете провести нас в посёлок?
– Конечно!
В это время на окраине деревни завязалась перестрелка. Про девушку забыли.
Урманов схватил ручной пулемёт и побежал туда, где перестрелка усиливалась. Пристроившись за грудой камней и брёвен, он открыл огонь по финнам.
– За командира, за товарищей! – кричал Урманов.
На мгновение он выпустил пулемёт, провёл рукой по лицу. Тёплая кровь расплывалась по щеке. Он понял, что ранен в голову. Вид собственной крови вызвал у него взрыв бешеного гнева. Он сам не предполагал в себе столько ярости. Стиснув горячий пулемёт, он стрелял с ходу. Финны бежали, трусливо пригибаясь, как бежал от него недавно предатель. Это мелькнувшее в его сознании сходство ещё больше разожгло Галима. Он бил из пулемёта до тех пор, пока не опустел диск. Галим залёг, сменил диск и снова нацелился в финнов, изредка на мгновение прекращая стрельбу, чтобы вытереть стекавшую на правый глаз и мешавшую ему видеть противника кровь.
– Товарищ, дайте я вам перевяжу рану, – сказала незаметно подползшая к нему та же девушка в новеньком светлом платье.
Не оборачиваясь к ней, Урманов крикнул с нетерпеливой досадой:
– Уйди отсюда!
– Не шумите, – ответила девушка голосом, не допускающим возражений, и стала перевязывать Галима.
Но Галим одной рукой упрямо отстранил её:
– Не надо… не сейчас…
– А ты стреляй, не обращай на меня внимания, я же не мешаю тебе.
Спокойствие девушки передалось Урманову. Он, не отрываясь от пулемёта, сказал:
– Только осторожнее, не вздумай поднять голову.
– Ничего, ты свою береги, – ответила девушка, закончив перевязку, и устроилась под защитой брёвен.
Пользуясь ослаблением натиска финнов, Галим украдкой посмотрел на неё.
– Молодец, Маруся!
– Я не Маруся, я Лида, – сказала она.
– А меня Галимом зовут.
Девушка едва заметно кивнула головой, словно говоря: «Будем знакомы».
После боя Галим полушутливо сказал Лиде:
– Наверно, неловко воевать в шёлковом платье и в таких лодочках. Может, наденешь мои ботинки?
Лида покачала головой:
– Нет, у нас, у карелов, есть такой обычай: человек перед смертью надевает всё лучшее.
Лида произнесла это шутливо и в то же время грустно, и Галим ничего толком не понял.
– Почему ты говоришь – перед смертью?
– Да, перед смертью, – повторила Лида.
Во время этого разговора к ним подошёл Верещагин, которого очень беспокоило ранение Галима. Урманов передал ему Лидины слова.
Убедившись, что Галим ранен легко, Верещагин поддержал товарища:
– Пустое… Назло врагу нам жить надо!..
Покраснев, Лида рассматривала его с наивным любопытством. Она видела,