Но Альберт, пожив у деда неделю-другую, нашёл себе отдельную комнату и, не находя нужным пускаться в объяснения, перебрался от Уразметовых туда.
С улицы донёсся гудок автомобиля.
– Приехал! – Ильшат, незаметно для отца, бросила взгляд в зеркало, поправила причёску, халат и выбежала в переднюю.
Девушка в белом фартуке тоже подбежала туда.
– Словно на пожар, – хмыкнул Сулейман.
Ильшат тут же вернулась и, умоляюще взглянув на отца, шепнула:
– Отец, дорогой, пожалуйста, не расстраивай Хасана. – И опять выбежала.
«Сумел поставить дело зятёк», – подумал Сулейман.
Оглянулся – Альберт тоже исчез. Дед даже не заметил когда.
В передней поднялась суета. Через мгновение дверь открылась, и в залу вошёл Хасан. Величественная осанка. Седеющая голова. Протянув руку, он пошёл навстречу тестю и уверенным, густым баритоном произнёс:
– А-а, гость у нас… Здравствуй, отец! Ну, как жизнь?
– Стареем помаленьку, – ответил Сулейман, пожимая зятю руку. – Года-то не убавляются, а прибавляются.
– Ну нет, ты пока не сдаёшь, отец. Садись, чай пить будем. Пойду только умоюсь.
Грузно шагая, Муртазин вышел в другую комнату. Ильшат, как тень, последовала за ним. Сулейман снова остался один в этой большой зале. Душа полнилась новой тревогой, которой не было, когда он шёл сюда. Ему смертельно жаль было дочь. Не оставляло чувство, что она здесь не больше, как вот эта роскошная мебель. Хотелось встать и уйти, ни с кем не прощаясь. Но вошёл Альберт.
– Бабай, чего такой мрачный? Обиделся?
– Садись-ка сюда, – сказал Сулейман, не отвечая на вопрос. – Почему перестал ходить к нам, га?
Бледное, болезненное лицо Альберта слегка покраснело.
– Заниматься много приходится…
От Сулеймана не скрылось, что внук не искренен. Он весело повёл бровью.
– Наша Нурия тоже занимается много, а у неё на всё время хватает.
Альберт недоверчиво улыбнулся. С Нуриёй он не ладил. Где ни столкнутся – непременно сцепятся друг с другом. Возможно, это тоже была одна из причин, почему Альберт не ужился в доме Уразметовых.
«Дочкой своей всё хвастаешься», – подумал Альберт, но вслух этого не сказал. Он немного побаивался деда из-за его крутого нрава. Он шутил, что это у него «остаточные явления детства».
– Рано задаваться начал, Эльберт, – сказал Сулейман, умышленно искажая непривычное для слуха чужеземное имя. И уже другим, более тёплым тоном добавил: – Приходи, поговорим о международном положении, в шашки поиграем. Судьёй будет Айнулла.
Шашки оба любили, играли азартно.
В залу вошёл Хасан, в махровой пижаме, с чалмой из полотенца на голове, порозовевший,