Больше всего надеялся Василий, что ханша уговорит мятежного, не раз восстававшего против Москвы своего старшего сына подписать новую союзническую грамоту с Москвой и даст новые клятвенные обеты верности. В Казань ханша поехала уговаривать сына, пробыв там около года, чтобы снова с хорошими известиями от сына вернуться в Москву. Для уточнения ситуации в Казани Василий послал туда боярина Ивана Челяднина. Казанский хан был подготовлен матерью и чистосердечно покаялся перед боярином и государем московским за свою прежнюю измену, не жалея словом подвигнувшей его на измену свою юную жену, коварную прелестницу.
Государь мог быть удовлетворен и визитом Челяднина в Казань, и дипломатической челночной миссией Нурсолтан, которая отправилась после шестимесячного пребывания в Москве в Тавриду, сопровождаемая московским послом, окольничим Тучковым.
Вроде как все складывалось славно для Москвы в Казани и в Тавриде с главным московским союзником Менгли-Гиреем, в дружбу которого еще можно было верить. Только Михаил Глинский и Даниил Щеня на одном из заключительном пиров в честь ханши обратили внимание государя на что не обращало внимание большинство московских придворных.
– Какие-то грустные глаза у царицы… – отметил князь Даниил Щеня, давно уже не видевший восточной красавицы Нур Солтан. – Никогда раньше они не были столь печальными. Просто слеза наворачивается, когда заглядываешь в них.
Старый опытный военачальник Щеня после ссылки Василия Холмского стал его преемником на посту главу боярской думы, он же, естественно оказался и первым московским воеводой. Князь Даниил, храбрец и отчаянный рубака, особенно проявивший в эпохальной битве с литовским войском короля Александра при Ведрошах, в преклонных годах стал излишне сентиментален, слишком часто, к месту и не к месту, глаза у него самого были «на мокром месте». По отличию грустных и печальных глаз он был специалистом – что надо. Он был двоюродным братом опального Василия Патрикеева и постоянно хлопотал перед государем за ссыльного брата, рассказывая государю о грустных печальных глазах того, как гарантии его полной невиновности и раскаяния.
Хорошо знал государь, что князь Василий Иванович Патрикеев, был пострижен вместе с отцом, первым боярином во время опалы Ивана Великого на старую московскую боярскую партию. Находясь в Кирилло-Белозерском монастыре и предаваясь книжным занятиям, Василий уже с новым монашеским