жизни. В той далекой моей юности я очень много читал. Любил читать, так будет правильно. Я был очень активным читателем нашей городской библиотеки в Доме Пионеров, который располагался довольно на приличном расстоянии от моего дома. Однако тяга к чтению заставляла меня раз в десять дней, а то и в неделю раз, ходить менять книги. Хорошо помню, как сначала недоверчиво, а потом уже с полной доброжелательностью библиотекари помогали мне советами в выборе книг. Сначала они опасались давать мне две-три книги, как я просил, потом привыкли. Читал я довольно быстро, очевидно, сообразно просыпающимся интересам возраста. Прочел всего Жюль Верна, Герберта Уэльса, Майн Рида, Джека Лондона и пр., хорошо помню один забавный случай, учился тогда в четвертом или пятом классе. В «Родной речи» ли \это по-моему, четвертый класс\, или в учебнике по литературе пятого класса прочел я отрывок из «Войны и Мира», эпизод смерти Пети Ростова. Мне понравилось, про войну же, пришел в библиотеку и попросил «Войну и Мир». Помню очень удивленные глаза женщины, выдающей книги. С большим сомнением в голосе спросила она меня, а в каком классе я учусь, и не рано ли мне такую книгу читать. Очень удивившись её вопросу, я ответил все как есть, и в свою очередь спросил, типа, почему рано-то, про войну ведь. Мудрая книговыдавательница терпеливо и обстоятельно объяснила мне что почем, убедила меня немного совсем подрасти¸ а потом… Потом, когда я добрался в школе до этой книги книг, я вспомнил и оценил её мудрый совет. В этом «Доме пионеров» я пытался постигать не только литературу, но и некоторые другие темы. Ходил в изокружок, потом занялся лепкой, и там и тут не проявился талант, даже учился барабанить, так надо было нашей школьной пионерской организации. Я тогда ещё не понимал, как не очень хорошо у меня с музыкальным слухом, помню только кривые ухмылки нашего руководителя, но хулиганские песенки, под которые мы учились выбивать ритмы, помню хорошо и сейчас. Мой музыкальный слух, оказывается, не только был и есть не очень хорош, но и совсем плох оказался, как говорится или бог не дал, или медведь сибирский вмешался. Только выперли меня однажды с треском из нашего школьного хора, где я пел до прихода приличного руководителя целых два года. Я остался на всю жизнь благодарен этому приличному педагогу, который освободил меня от повинности хоровой, так не нравилось мне отбывать эту каторгу с «Амурскими волнами» и прочей «белибердой» после занятий в школе. А нас загоняли в хоровой класс, именно загоняли, старшеклассники, хочешь- не хочешь- пой, брат. Вы бы видели, с какой завистью смотрели на меня мои друзья по хоровому несчастью, явно завидуя мне, освобожденному от мучений хоровой музыкой. Но свою лепту в школьную самодеятельность я внес, оказался у меня талант чтеца, я занимал всегда призовые места на смотрах, был, практически, лучшим из лучших в этом жанре. Читал я всегда какие- нибудь жалостные произведения, где брал не искусством чтения, а скорее эмоциональным настроением. Иногда выжимал слезу не только у себя на сцене, но и у таких же
