Иногда эти гомункулы просто кидают мне мелочь в цилиндр, тут я совсем не возражаю. Иногда набирается до 70 рублей за одну поездку. Порой лезут с разговорами. Особенно доставляют удовольствие в общении старухи и алкаши. При том, если первые, видя основательность в моей фигуре и породистость моего лица, нынешнюю власть ругают (старухи всегда и во все времена ругают и нынешнюю власть и прошедшую), вторые наоборот. Старухи непоследовательно ругают почем зря Иоанна III, якобы за то, что не подмог Колумбу в открытии Америки, а занимался черт знает чем. Алкаши, напротив – практичней и рассудительнее, так далеко в историю не закапываются. Может, правда еще и потому, что если и живут дольше одного правления очередного дебила-долгожителя, то пожалуй не на много. Алкаши все же веселые. Однажды один из них попытался насрать мне в цилиндр, однако промахнулся и попал военному в фуражку. За что был безжалостно им бит и еще более безжалостней отведен в полицию вместе со всеми уликами в головном уборе, украшенном как вишенкой на торте блестящей кокардой. Там военнослужащий был снова унижен зычным гоготом блюстителей правопорядка, алкаш был снова бит, на этот раз уже ментами, затем оба были отпущены на волю.
Офицер притом выглядел куда более печальным, чем его битый обидчик. Потухшим взглядом он озирал малолюдный пирон в поисках урны или хотя бы укромного уголка, куда можно было бы пристроить поруганный головной убор. Но дело в том, что ни урн, ни укромных уголков в метро нет. Однако запросто можно встретить военный патруль, который зорко наблюдает за всеми служивыми. При встрече с таким патрулем можно запросто угодить в комендатуру и по совсем пустяковому случаю, такому как не застегнутой пуговице на воротничке или неформенной или не начищенной до антрацитового блеска обуви. Что говорить о том, что патруль, встретивший лейтенанта, просто обомлел от одного его вида. Начальник патруля замер и даже потянулся за сигаретами, но вспомнил, что не курит, быстро отдернул от кармана руку и уж совсем напрасно потянул ее к кобуре.
Навстречу патрулю неуверенной полугражданской походкой вышагивал лейтенант. Взгляд его был печален, вид несвеж. Приблизившись к патрулю, вместо того, чтобы отдать честь и представиться по форме он сказал: « Здрасьте».
Надо заметить, что и честь-то ему было бы отдавать совсем не с руки, ибо голова его была непокрыта, а фуражку он нес на вытянутой вперед руке и перевернутой, подкладкой вверх. Говно, таки удалось незаметно стряхнуть на рельсы, однако от сопутствующих ароматов так просто избавиться не удалось. Не помогли даже широкие взмахи изнасилованным головным убором, с целью его проветривания. Делалось только хуже. Запах из фуражки никуда не исчезал, зато образовалось некое вонючее пространство,