– Ладно, сяду за руль, – невинно сказал Сэм.
– Очень смешно. Пусть Найджел тебя возит.
– Ему и так дел хватает.
Пакет с халой Джейкоб положил на стол под белой клеенкой, сервированный на двоих: бутылка вина, кривые вилки. Принюхиваясь, заглянул в кухню. Иногда отец путал краны на плите.
Горелым не пахло.
Не пахло вообще ничем.
– Абба, ты еду поставил разогреться?
– Конечно.
Джейкоб открыл духовку. Обернутые фольгой сковородки на холодных противнях.
– А газ-то включил?
Молчание.
– И на старуху бывает проруха, – сказал Сэм.
Начали с «Шалом Алейхем» – гимна в честь ангелов Шаббата. Потом Джейкоб смолк и слушал сочный баритон отца, нараспев читавшего «Эйшет Хаиль» – финальные стихи «Книги притчей Соломоновых», оду героической женщине:
Миловидность обманчива и красота суетна;
но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы.
Дайте ей от плода рук ее,
и да прославят ее у ворот дела ее!
Настрадавшийся отец спустя столько лет все еще воспевал Бину. Джейкоб злился и благоговел.
– Твой черед. – Сэм потянулся к голове сына, но замешкался. – Если хочешь.
– Давай ты. А я чем смогу помогу.
Маленькому Джейкобу родительское благословение казалось тарабарщиной косноязычного ангела. Иногда Сэм, улыбнувшись, приседал на корточки, чтобы сын возложил руки ему на голову и торжественно произнес: Эне-бене, ляка-бяка, Шаббат, аминь.
Сейчас они стояли лицом к лицу; улавливая запах душистого мыла, Джейкоб зачарованно смотрел на шевелящиеся отцовские губы. Сам-то Джейкоб больше походил на мать, у которой были густые черные волосы, на висках припорошенные сединой, и влажные зеленоватые глаза, еще более не от мира сего, чем у него. Он унаследовал ее открытый недоуменный взгляд, который сразу располагал к нему женщин, затрагивая в них материнскую струнку, но потом пробуждал ярость.
Не смотри так.
Как – так?
Будто не понимаешь, о чем я говорю.
А вот угловатый сухопарый Сэм точно выструган из полена. Выпуклый лоб – казалось, мозгу тесно в черепе. Сочинительство, думал Джейкоб, хорошая отдушина, иначе отцовская голова не выдержала бы скопления теологических концепций и взорвалась, как ядерный реактор, в радиусе полумили все укрыв серым веществом и цитатами из Торы.
Сэм снял очки. Внешне болезнь не сказалась – все те же ярко-карие, почти черные глаза. Прикрытые веки подрагивали в такт тихим словам:
Да уподобит тебя Бог Эфраиму и Менаше.
Да благословит тебя Господь и сохранит тебя.
Да прояснит Господь лицо Свое для тебя и помилует тебя.
Да обратит Господь лицо Свое к тебе и дарует тебе мир.
Сэм потянулся к сыну и влажно чмокнул его в лоб:
– Я люблю тебя.
Второй раз за неделю.
Собрался помирать, что ли?
Джейкоб до краев наполнил керамический бокал (творение Вины) красным вином и осторожно передал отцу. Читая кидуш