Однако людей с великим трудом хватило на одно судно.
Необученные крестьяне, привлеченные верным куском хлеба, имелись в избытке – но они, по опыту, не должны составлять более половины состава. Иначе трудности плавания становятся чрезмерными. Лишившись теперь возможности обращаться к царю напрямую, я попытался зайти через генерал-адмирала.
– Федор Матвеевич, ведомо мне о неувязках с выплатой жалованья по флоту. Не сочтет ли государь уместным в мирное время передавать часть матросов и морских офицеров на торговые суда – с тем чтобы при угрозе войны оные моряки возвращались по первому зову?
– Александр Иваныч, в спокойное время – может, и сочтет. Только Бог весть, когда сего спокойствия дождемся. С английским королем отношения хуже некуда, чуть не война. С турками – тоже на грани. А сколько народу довелось на Волгу и в Астрахань услать, лучше не спрашивай. Оставь надежду, у меня кругом некомплект.
Так что по весне соловецкие чудотворцы разлучились: из Архангельска в Лондон, а оттуда в Петербург ушел один «Зосима». «Савватий» же остался в порту, чтобы неспешно набрать и обучить команду.
Эти трудности, связанные с ростом коммерческих оборотов, благополучной картины в общем не портили. Но почему-то чем лучше шли дела, тем меньше было мира в моей душе. Еще недавно для счастья хватало сознания, что остался жив и на свободе. Теперь вольный воздух перестал пьянить – и наступило похмелье. Днем дела отвлекали, но по ночам становилось так тоскливо, что впору завыть на луну. Волчатины переел, что ли?
Чужеродность моя в санкт-петербургском обществе стала не просто заметна, а прямо разительна. Совсем обойтись без посещения города не удавалось, но я ограничил поездки в столицу сухим деловым визитированием необходимых персон. Большинство остальных делали вид, что незнакомы, – а возможно, чистосердечно меня не замечали. В этих кругах человек, утративший расположение государя, никому не интересен. Даже деньги не придадут ему вес.
Взамен простые мужики на улицах часто узнавали мою карету и кланялись – бывало, что и по-старинному, в ноги. Популярность объяснялась просто. Предмет ссоры с государем, повлекшей мою опалу, не составлял тайны – да и как удержать солдата, чтоб не рассказал приятелю? Через три дня историю знала вся гвардия, через неделю – весь Петербург. Передавали из уст в уста с украшениями, с пиитическими вольностями в духе народных сказок: персонаж, сотворенный народной молвой, мало походил на оригинал. Он, скорее, отвечал извечной крестьянской мечте иметь защитника от «злых бояр» у царского трона. Сия химера причиняла