Оказывается я знал ещё одно гавайское слово.
– Теперь опасаюсь, что дикие от нас такого же волшебства будут ждать и против своего врага. А когда мы не сможем уморить противное войско, то станем виновны в поражении.
– А пушки с ружьями на что?
– Пустое. У нас из пушек один фальконет. Пороху двадцать фунтов, да и тот плох. Картечи на дюжину выстрелов. Остальное с кораблём ушло. Как и большая часть военных людей.
– Сколько с вами осталось?
– Сорок один мужчина и две женщины. Это все разом – русские, камчадалы и алеут. Ещё с полсотни гавайских мужчин, на которых можно положиться. Все они здесь живут, под стеной. Несколько сотен в других деревнях. Но те не особо надежные.
Из-за плетёной занавески, заменяющий дверь, раздался громкий голос:
– Можно войти, Ипполит Семёнович?
– Заходите, Спиридон.
В дом вошел человек, в котором я узнал большерецкого письмоводителя. Мы пересекались с ним пару раз по каким-то мелочам. Причем оба раза в Охотске.
Увидев меня он от удивления зазевался да так, что споткнулся о какой-то угол. Едва устоял на ногах.
– Вот это да, а говорили ты потонул! – сказал письмоводитель, присаживаясь на соседний бочонок.
– Выплыл, – я решил разнообразить ответ.
А про себя чертыхнулся. Вот же, сам наставлял капитанов, чтобы повсюду распространяли слух о трагической погибели Ивана-Американца. Но Беньовскому-то писал от прежнего себя. А он, похоже, ни с кем не делился корреспонденцией.
– Какими судьбами? – начал было Спиридон, но осекся. – Простите, Ипполит Семенович.
– У вас неотложное что-то? – спросил тот.
– Уала к концу подходит. Прошлогодний гниёт. А нового уала канаки не несут, подлецы. А сбор давно уж объявлен.
Я усмехнулся от сочетания привычного домашнего с местным колоритом.
– Чего же смешного? – слегка обиделся Спиридон.
– Европейцы называют этот овощ бататом или сладким картофелем.
– Не несут, потому что почуяли перемену во власти, – сказал Степанов.
– И что же, с матросами к ним сходить?
Как я понял здесь весь рядовой состав называли матросами. Промышленников, казаков, камчадалов.
– Обождите немного с матросами, Спиридон. Мы как раз об этом говорим.
Пока они говорили, я выкладывал на стол то, что приготовил в подарок Беньовскому. Две бутылки виски «Незѣвай». Две упаковки по фунту байхового чая, фунт сахара, полфунта кофе (собственных обжарки и помола), бутылку оливкового масла, пару книг аббата Прево и «Монахиню» Дидро – всё на французском, а также несколько прошлогодних номеров Санкт-Петербургских «Ведомостей».
За подарками