На долю секунды я будто умерла.
Черные воды Темзы сомкнулись над головой. Меня камнем утянуло на дно. Острые ножи вонзились в ребра, полоснули по ногам, плоть от пупка до горла разверзлась, однако моими стараниями внутрь не проникло ни капли.
От нехватки кислорода саднило легкие. Незримый огонь пожирал внутренности. Ледяные иглы впивались в кожу, причиняя невыносимую боль. Голосовые связки зашлись в беззвучном крике. Я отчаянно боролась с водяной толщей, но конечности словно одеревенели.
«Лондон не прощает предательства, – нашептывал из недр памяти Джексон. – Он уничтожит тебя, лапушка, загонит глубоко под землю, в чумные ямы. В самые темные недра своего сердца, где гниют тела других предателей».
К дьяволу его! Если мне и суждено умереть, то не такой позорной смертью. Тепло разлилось у меня по венам, придавая сил. Я разорвала комбинезон и, избавившись от балласта, принялась лихорадочно грести в затхлой воде. Темнота дезориентировала, я билась, точно рыба об лед, не разбирая, куда плыть, пока не вынырнула наконец на поверхность. На морозе дыхание моментально превращалось в пар. Бурное течение несло меня вперед, оцепеневшие мышцы не слушались.
До берега не добраться – слишком далеко. На плаву не продержаться – слишком холодно.
Меня снова утянуло вниз. Алчная река не намеревалась отпускать добычу.
Внезапно – ощущение чужой ауры, чья-то рука вызволяет меня из водного плена.
Мои ладони уперлись в могучие плечи. Задыхаясь и кашляя, я очутилась лицом к лицу со Стражем.
– Ты?..
– Хватайся за меня.
Превозмогая слабость, я обняла его за шею, чувствуя, как подо мной перекатываются литые мускулы. Страж с легкостью преодолевал бурные потоки, Темза беспомощно отступила перед его напором.
В какой-то момент я потеряла сознание и очнулась уже на берегу. Ледяной воздух хлынул в легкие, проникая в каждую клеточку; все внутри словно подернулось инеем.
– Дыши, Пейдж, – раздался знакомый голос.
Арктур прижал меня к пылающей жаром груди и укутал в пальто, заслоняя от снега. Я тряслась как в лихорадке.
Перепоручив меня группе захвата, Страж удалился. На обратном пути Ник не давал мне заснуть, без умолку говорил, сыпал вопросами. Провалы сменялись яркими проблесками сознания – отчетливо помню, как Дрисколл залился слезами, – потом снова пустота, лишь безграничный холод и тщетные попытки согреться.
Водитель высадил нас у нелегальной квартиры в Центральной когорте. Едва переступив порог, Ник перевоплотился в доктора. Следуя его предписаниям, я разделась и приняла ванну. Проверив, нет ли открытых ран, Ник долго допытывался, как я себя чувствую («Не лихорадит? Ничего не болит?»), после чего меня укутали в три одеяла и оставили сохнуть. Завернувшись в уютный кокон, я затаилась в предвкушении того момента, когда по телу разольется блаженное тепло.
Постепенно