– Такси… Вот ты неженка. Мы и из района этого не выходили. Да и таскаю… можно подумать, я тебя заставил.
– Ладно – ладно, работа, согласен. Но сейчас-то уже время отдохнуть, а? Так куда торопиться? Эта башня никуда не убежит, – он снова смотрит на Тэнван. – Глянь-ка, а что это там, наверху?
На углу изогнутой крыши, отдалённо напоминающей драконий хребет, замерла странная фигура. Различить в сумерках силуэт непросто: не человек, но, несомненно, кто-то живой.
– Погоди-ка, кажется, это один из них. Прыгать собрался, погляди! Ох, вот будет зрелище! Ну же! Прыгай!
***
Он стоит на самом краю.
Вообще погода сегодня безветренная, но только не здесь, не наверху. Впрочем, ветер – друг, один из немногих: буйный, неуправляемый, нужный.
Сейчас любой порыв грозит сорвать его с крыши. Сорвать, бросить, закружить… нет, не теперь… ещё немного…
Внизу, за его спиной, вьётся тёмная лента реки, лениво катящей вдаль свои пока ещё прохладные воды: несколько недель – и жара возьмёт здесь власть. Жара, от наступления которой следует убираться. А стоит ли? Ради чего теперь?
Зачем ему теперь назад, на родину? Одному… без неё…
Что гонит его возвратиться обратно?!
Весна… это всё она, часть вечного цикла этого мира. Закон вселенной, если хотите. Закон требовательный и неумолимый, вложенный в самые глубины подсознания. Вернуться назад…
Он думал, что они отправятся домой вместе. Вместе из этого благожелательного, на первый взгляд, места, которому они всё же были чужды.
Чужаки. Пришельцы.
Алые лица, алые ноги, белизна покровов.
Они – другие.
Нет, подобных им давно уже тут не притесняют. Охраняют даже. Заботятся, можно сказать. Но о себе и своём благополучии люди заботятся больше.
А они что? Нездешние. Ценные, но иные.
Никогда им друг друга не понять. А люди сильнее. Сильнее, наглее, требовательнее.
И они забирают воду. Ограничивают самих себя, но всё равно неумолимо отнимают место для жизни. Не здесь, там, чуть севернее – сюда он попал совсем случайно, кружил-кружил, и вот – но город скоро подступит и туда. Подступит и отберёт новые жизни, как отобрал у его любимой. Убьёт, как убил её.
Нет, никто не охотится на них специально: здешние правительства давно запретили подобное. Но человек запятнывает своим присутствием всё вокруг: всё, созданное им, может принести смерть. Многое – вовсе не её оружие, но почти каждая крупинка может неожиданно призвать эту холодную даму с пустыми глазами.
Простое топливо для людских лодок – отрава для подобных ему.
Грязная смерть. Случайная смерть.
Их нашли слишком поздно.
Он звал людей, звал отчаянно, пытался привести к ней, погибающей в той грязной луже, но люди не понимали. Кричали восхищённо, показывали на него пальцами, улыбались, желали друг другу счастья. Будто бы он явился к ним покрасоваться. Будто бы они не слышали в его крике безысходности и горя.
Люди сидели