Королева обменялась со мной многозначительным взглядом, словно я один был достаточно трезв, чтобы с ней согласиться.
– Будем, – ответила принцесса так, что моя трезвость как надежная опора для монархии полетела в тартарары.
Из дальнейшего разговора я приведу лишь отдельные реплики, а остальное перескажу, чтобы не утомлять читателя, а главное, избавить его от бурных восклицаний и запальчивых выкриков спорящих сторон.
На вопрос королевы, что они намерены делать, покинув дворец, Альфонсина ответила: «Работать», из чего следовало, что во дворце они занимались всем чем угодно, но только не этим. Ядвига пыталась им растолковать, что члены королевской семьи не работают, как плотники, маляры, паркетчики, каменотесы, циркачи под куполом цирка (почему-то ей припомнились циркачи, которых она видела лет двадцать назад).
– Что же они делают? – спросила Альфонсина, словно все виды полезной деятельности были разобраны упомянутыми Ядвигой плотниками, малярами и паркетчиками, а на долю королевской семьи ничего не осталось.
– Они исполняют возложенные на них обязанности и… пребывают, – королева произнесла это слово с особым благоговением, как будто оно обозначало наивысший вид деятельности.
Альфонсина не удержалась и прыснула в кулак. Принц при этом попытался заслонить ее собой, но она вывернулась из-за его спины и продолжила свой спор с королевой:
– Где пребывают? В чем? Как можно просто пребывать?
– Это совсем не просто, поскольку требует значительных усилий.
– Каких усилий? Физических? Умственных?
– Духовных, – произнесла королева в полном сознании того, что для невестки нет более чуждого слова.
Альфонсина не стала это отрицать.
– В школе, где я училась, наш молодой, либеральный священник говорил, что терпеть не может, когда настойчиво произносят это слово. За этим словом ничего не стоит, кроме ханжества и лицемерия. Есть слово вера, но слова духовность нет. Его придумали те, кто ни во что не верят.
– Во что же ты веришь, голубушка? – напевно осведомилась королева.
– В любимую работу. Я уже снималась и хочу сниматься в кино.
– И, конечно, мечтаешь о Голливуде. Во что же еще ты веришь?
– В семейное счастье, воспитание детей и… истинную демократию. В воспитании детей мой отец был деспот. А я демократию обожаю еще больше, чем танцы.
Ядвига не пожелала разбираться в том, что Альфонсина обожает больше, а что меньше, и спросила:
– А в святость монархии ты уже не веришь?
– Простите, королева, но монархия – соломенная кукла, которую сжигают с наступлением весны. Еще раз простите.
– Если ты так думаешь, то почему бы тебе не устроить у нас цветную революцию или что-то подобное? Королевское же семейство со всеми наследниками престола немножко расстрелять, как выразился один большевичок о расстреле царской семьи в России: «Мы их немножко расстреляли».