Ксюша любила эту вещь. Но ей думалось, что только ей одной понятна застенчивая нагота и очарование одиночества в жарком воздухе лета. Но немец выбрал именно эту работу. И еще одну – простенький натюрморт: в синих тонах, бутылка почти черная, виноград чуть светлее, на белом блюде тускло светящийся пурпуром в сумерках разломленный гранат.
Не хотела продавать, но продала. Надо же начинать когда-то. А тут везение, фарт. Уже отгоревала. И надумала: деньги нечаянные, вот и потратит их с шумом, блеском. Тряпочек накупит. А то Сашка и не знает, какой она может быть: с обнаженной узкой спиной, с гордой стройной шеей…
Ксюша уже присмотрела в бутике поблизости от спуска забавное платье, непривычно яркое для себя, бешено-лимонного цвета. Кусочек шелка, изрезанный фигурными дырочками. И еще она сможет не продавать пока птичек. Ей захотелось снова, как давно, взять холст, краски… Или уголь. Что-то уже просилось из нее на этот холст, на ожидающую прикосновения бумагу.
Но именно в этот вечер Саша сказал, что ему необходимо уехать. «Ненадолго, всего на пару месяцев… Понимаешь, Ксеня, это вроде стажировки. Всего трех человек от фирмы посылают. Из новеньких – только меня. Это хороший признак: значит, считают меня перспективным. Да и вообще, пару месяцев в Германии – это неплохо… Ну чего ты надулась, а, Ксень?»
Дуться и вправду было неприлично. Она стала преувеличенно восторгаться его поездкой. А в глубине билось: «Вот, начинается то же самое. Страшное. Неотвратимое». Ужасно ей казалось расстаться на эти два месяца сейчас, когда все только началось. Казалось, что раздельная жизнь, с ее суетой и делами, заполнит маленькое пространство между ними и, заполнив, разорвет навсегда такую хрупкую еще связь…
Дела в Германии у Сашки пошли просто отлично. Стажировка превратилась в полноценную работу. Сослуживцы составили хорошую компанию. Оксана, сорокалетняя веселая тетка, правда, таскала его на распродажи в качестве переводчика с немецкого, потому что у нее был только отменный английский. Но зато Саша купил подарки родителям и Ксюше. А престарелый стиляга Макс в одиночестве бродил по улочкам чистенького городка и только беззлобно бранил Сашку за отсутствие туристического интереса. Сашку смешила Максова манера времен Аксенова и «Острова Крыма» называть его «старичком» и умиляла расшитая шапочка на лысой голове сорокапятилетнего плейбоя. Но в общем и целом соотечественники Сашку не «грузили», и поболтать с ними было даже приятно.
Ксюше Саша звонил регулярно. Но каждый звонок приводил его в тягостное расположение духа. Ксюха разговаривала с ним таким убитым голосом, что хотелось на нее наорать. Но вместо этого он тихонько шептал ей в телефонную трубку:
«Я иду – веселый Дидель,
с палкой, птицей и котомкой
через