Покидая кабинет Сталина, Менжинский подумал: – «Странно! Он не стал говорить о возможной связи между полученной дезинформацией и экспедицией в Тибет Рериха – Блюмкина. А ведь есть основания полагать, что эта деза и появилась потому, что немцам стало известно об этой паре. Странно!»
Сталин, раскуривая потухшую трубку, задумчиво смотрел вслед Менжинскому. Он вдруг припомнил статью двадцатилетней давности этого горе-теоретика, в которой тот «протаскивал» Ильича, именуя его не иначе как «политическим иезуитом». Припомнил и странную реакцию Ильича на эту статью: «Ну и славненько, ну и славненько». Помнил он и сокрушительное фиаско этого революционера – аристократа на поприще наркома финансов. Ильич, вовсе не отличавшийся мягкотелостью и альтруизмом, уволил тогда провального финансиста и назначил на второстепенную должность в Рабоче-крестьянскую Инспекцию (Рабкрин) и, всем на удивление, тут же ввел его в состав Коллегии ВЧК, что неформально приравнивалось к должности заместителя шефа этой всесильной организации. С хитрым прищуром Ильич прокомментировал это назначение так: – В нашем обширном хозяйстве каждому талантливому мерзавцу найдется дело по плечу.
Прошли годы, и Сталин в очередной раз удивился прозорливости вождя и его способности видеть людей. Подтверждением тому были блестящие операции Менжинского (и Артузова) по выводу на территорию страны и захвату террориста Бориса Савинкова и британского разведчика Сиднея Рейли. Сталин – сам великий конспиратор и комбинатор – с приятным изумлением и даже некоторой завистью наблюдал за тем, как этот «талантливый мерзавец» изящно переиграл и матерого волка Савинкова, и хитрого еврейско-одесского лиса на английской службе Рейли – Розенблюма.
Через две недели в Москву поступила шифртелеграмма от резидента ОГПУ в Берлине. Предположение Менжинского подтвердилось. Неделю спустя в Гонконге произошла встреча двух людей: азиата и европейца. Кто были эти люди, осталось неизвестным. Известно лишь то, что, облетев пол земного шара, сведения о грядущих поисках знаний древних цивилизаций, о Тибете и Гималаях, словно перелетная птица, приземлились на Японских Островах. Как и было сказано, японских «приятелей» не обидели и не оставили в стороне.
Глава VI. Москва. Гоголевский бульвар. Январь 1929 года.
Взгляд скользнул по стене, по рамке с фотографией Владимира Бехтерева – папы, как его называли между собой ученики, – и уперся в угол, где с отсыревшей стены свисал отставший кусок обшарпанных обоев. Отсюда кусок обоев издевательски походил на кисть руки, протянутой с просьбой о подаянии. – Вот наваждение, каждый раз зимой именно этот лоскут отпадает от стены с приставшей частью основы – обрывком старой газеты. И каждый раз обнажает на стене очередной старый газетный слой. Интересно, что теперь покажет это окно в прошлое?