На Цветном бульваре я повстречал прогуливающихся Марлинского и Томочку Лядскую. Марли сейчас строил из себя делового человека: сразу куда-то заспешил, хоть, пожалуй, просто не хотел разговаривать при Томочке. Это так понятно, – подумал я.
– Заходи послезавтра, – сказал он, – у меня есть для тебя кое-что, – сказал и удалился, а я остался с Томочкой, пристально разглядывающей меня. В лице ее отражалось то, что она видела: «Странный ты сегодня».
– Плохо спал, – отвечал я на этот взгляд, – дурные сны…
– Да? правда? – я тоже видела сны: будто я – это ты…
– Ну, это ты брось…
– Правда, правда!.. – И она рассказала мне кое-что из того, что мы с Вами, читатель, уже видели. Только в Томином сне все происходило в сосновом лесу, где-то на даче. Деревья стояли очень редко, а между ними какие-то бюсты. – Пушкина, – сказала она, – Аристотеля. В лохань с водой попала белка и тонет. Мне так жалко ее, – закончила Томочка, – я пытаюсь спасти ее и просыпаюсь.
– У тебя что-то случилось? – спросил я.
– Нет. А что?
– У тебя или у твоих близких неприятности.
И, читатель, я как в воду глядел:
– Нет, – ответила Томочка, – вроде у всех все нормально, – потом вдруг спохватилась: – Хорошо, что напомнил. У меня одна подруга подзалетела, мне ей надо помочь – договориться насчет уколов. У тебя есть двушка?
Прекрасный человек эта Тома – отзывчивый.
– Подзалетела – это забеременела что ли? – спросил я, подавая две копейки.
– Ну да, – деловито ответила Лядская, – нужно сделать аборт.
– Но это не тебе?
– Да ну тебя.
Глава III. И произрастил Господь Бог растение…
Сегодня мой небесный поклонник что-то оставил меня в покое. То ли, удовлетворив свои низменные желания, он уже больше ничего от меня не хочет, – думал я, – то ли?.. И тут я, кстати, вспомнил, что влюбленная Марина Стефановна была совершенно нечувствительна к мольбам неземной цивилизации.
А что, ведь это мысль! – ведь любовь, она захватывает всего человека и не оставляет места уже ничему другому: никаким внушениям, никаким вожделениям, – она ведь сама, схватив человека