Говорил, что мы давненько не созванивались, что вот-вот наступит зима. А потом я вспомнил свою сегодняшнюю клятву. И тут же выпалил, хоть и негромко: «Всё будет хорошо! Я люблю тебя. Теперь мы будем вместе. И поэтому обязательно всё преодолеем.
Я разделю с тобой любую боль на двоих. Врачи ошибаются. И часто!». Отец снова улыбнулся… И уснул.
Я стал располагаться. Удивительно, какой прилив сил и энергии я ощутил, решив сделать что-то по дому. Ведь я пришёл, чтобы остаться. Я пришёл не просто к отцу. Я пришёл домой. Словно вернулся из дальней и долгой поездки. Я не знал наверняка, хотел ли отец, чтобы я теперь жил здесь. Но я для себя решил остаться с ним до конца, словно не было никаких лет разлуки.
Я встал и осмотрел комнату. Какие-то выцветшие занавески по обеим сторонам широкого окна, телевизор на ножках с рогатой антенной, шифоньер, круглый стол, покрытый давно нестиранной скатертью, кресло, койка отца и коротковорсовый ковёр с рисунком павлиньих хвостов над ней. Весь реквизит сцены из моего глубокого детства. Не хватает только ложек, кастрюли и поварёшек, с которыми я играл, ползая по полу, когда отец приводил меня к бабушке.
Это было тысячу, миллион лет назад! В тот миг я не разрыдался лишь потому, что увиденное вызывало у меня какое-то музейное любопытство. Я с ироничной улыбкой рассматривал каждый сантиметр квартиры, в которой провёл часть своего детства. Слёзы наворачивались, катились по щекам. Но я не придавал им никакого значения. Я был на седьмом небе от счастья. Не каждому ведь удаётся соприкоснуться с теми предметами, которые в детстве воспринимались как антураж и декорации каких-нибудь сказок. Все эти стулья и столы когда-то были великанами, а шифоньер – говорящей горой…
Выцветшие, вытертые, матово-малиновые обои под сливом желтого света пыльного плафона потолочной люстры тоже окунали меня в ясельное детство. Я, прищурившись, вглядывался в эту люстру, словно питался тем светом, что тогда падал на руки маленького Вико, игравшего в бессюжетные игры. А рядом, в кресле, восседала бабушка… «Теперь в этом кресле я буду ночевать», – промелькнуло у меня в голове.
Круглый стол, скатерть, ваза – всё было в пыльном налёте, как заброшенные экспонаты. Но я боялся стряхнуть его. Так мне всё в один миг стало дорого! Ведь я – в мире детства.
Я тихо отодвинул тюль. За окном была ночь. В стекле отражались койка со спящим отцом, пятно ковра, тусклая люстра, стол, шифоньер, занавески по краям и очертания моего тела. То ли унылый вид комнаты, то ли вечерняя чернь осени навеяли на меня прежнюю тревогу и грусть. Всё вроде бы, как в детстве: и квартира, и комната, и мебель… Тот же вечерний свет, те же ощущения, даже отец рядом. Но бабушки нет, а отец в отражении, словно труп. Я задвинул тюль и, понурый, направился на кухню. По дороге заметил под койкой телефонный аппарат и книгу. Улыбнулся. Мне показалось это живой картиной безмятежной жизни.
Щёлкнул выключателем на кухне. Свет тусклой лампы вновь погрузил в воспоминания. Два простейших деревянных табурета, фанерный