Когда тебя любят. Денис Георгиевич Войде

и вызвала «скорую». Когда я через диспетчера медицинской службы выяснил, куда её определили, мама была уже в реанимации. А утром мне сообщили, что у неё случилась сердечная кома, при которой никто не в силах заставить сердце вновь биться. И что её халат я могу получить со справкой о смерти через пару часов…

      Сначала умерла София Ефимовна. Её смерть труппа театра, и я в том числе, восприняли, как личную, по-семейному личную потерю. Потом я узнал, что у отца обнаружили злокачественную опухоль. И это стало дамокловым мечом висеть в моём сознании. Наконец совершенно неожиданно умирает мама. И я растерялся настолько, что себя не помнил. И как пережил её похороны, не знаю и теперь.

      Мама умерла в начале лета. Стояла жара, которой не ждали. Завершался театральный сезон, и театр собирался на гастроли. После гастролей все должны были разойтись в отпуск. Мой отпуск начался раньше и продлился до середины осени. Это было время серьёзных переосмыслений. Тот период я вспоминаю с трудом: мне сильно притупляли память. Спасибо коллегам и друзьям, что не забывали меня и ждали к открытию нового сезона. Спасибо судьбе, что был ещё жив отец. Ему я не прекращал звонить.

      18

      В комнате всегда была слышна тишина. Не абсолютная, которая бывает при полном безмолвии или в специальных бункерах и камерах для измерения акустического шума. Это была такая тишина, что даже когда в комнате кто-то был, его не было слышно. Даже тогда, когда Ия поливала свой любимый колеус и прозрачные бурые капельки, попавшие на его листья, сбегали и со звуком падали на белый подоконник. Даже тогда, когда её малыш играл в кубики и солдатиками на полу, что-то рассказывая им о правилах игры. И раньше, в те моменты, когда звуки скрипки карабкались по половицам, дивану и книжным полкам, царапая страницы замерших книг и отражаясь от однотонных обоев, – уже тогда была слышна тишина. Та тишина, которая оглушала Ию, и она не могла разобрать такие простые односложные слова своего маленького сына, как «гулять», «садик», «играть», с каждым днём выговариваемые всё отчетливее. Та тишина, что омертвляла движения не только мыслительные, но и физические. Ия превращалась в манекен. Манекены бесчувственны и безэмоциональны, статичны и холодны. Так и она месяц от месяца всё больше превращалась в подобие Снежной королевы, переставала проявлять какие-либо естественные человеческие эмоции, её реакции становились заторможенными. Она и вне дома стала вести себя как робот. Как заведённая механическая кукла. Настолько её окружение стало ей чужим и чуждым, что от всего её окружающего она круглосуточно слышала только единообразный гул.