За приятными теми домыслами я не заметил появления моей спутницы. Только когда спинка моего стула вздрогнула от чужого прикосновения, я, отпустив ножку бокала, испуганно вздрогнул и повернулся, отвлекшись от занимавших меня триединых видений.
Прямо перед взором моим оказались ее груди, едва прикрытые белым кружевом, занявшим собой всю верхнюю половину платья, кроме доходивших до локтя рукавов. В тот год мода на подобное обнажение добралась до самых дальних берегов и я видел уже нескольких женщин, осмелившихся появиться в таком виде, неизменно привлекавших внимание мужчин, несмотря на то, что груди их не были столь впечатляющими.
Сдавленные, округлые, прижавшие к ткани расплющившиеся о нее соски, сошедшиеся в горячей, глубокой тени, они касались невозможно тяжелыми для тела Ларманы и я замер от смущенного восторга, а затем вскочил, бормоча извинения, вытягивая цепочку своих часов, поднимая крышку над циферблатом, подозревая в нем припадочный обман.
Золотистые стрелки указывали на раннее прибытие девушки, но я только обрадовался тому и своей предусмотрительности. Если бы она прождала меня хотя бы минуту, это дало бы ей возможность упрекать меня, что легко было превратить в любые властные требования.
Узкие поля ее очаровательной маленькой шляпки, расшитые, как и рукава платья, золотистыми остроклювыми птицами, прокололо множество крошечных золотых цветочков, узкий стоячий ворот платья сжимал горло в страстном удушении и посреди него сверкало улыбчивое солнце с восемью острыми лепестками.
Посмеиваясь, она подняла руку, с умелым изяществом изогнув запястье, и я прикоснулся к ним губами, случайно коснувшись верхней придавившего ее указательный палец овального черного камня, синими прожилками напомнившего мне образы туманностей, увиденные некогда в университетском телескопе. Оцарапав мою ладонь острыми черными ногтями, она взглянула вокруг с беспокойной тоской, глаза ее часто моргнули, вынуждая фиолетовые тени к переливчатому радужному блеску и я снова поразился бесчестной, намекающий на неведомый обман длине ее ресниц.
Отказавшись от предложения напитка, она осведомилась у меня, успел ли я заказать лодку и, увидев появившуюся в моих руках табличку, усмехнулась так, словно я предложил ей ложу в театре, плохо позволяющую разглядеть сцену, но надежно скрывающую происходящее в ней от прочих зрителей. У меня возникло подозрение в ее знакомстве с тем лодочником, но было легко предположить многократные ее визиты на эту лодочную станцию, как и на любую другую, вместе с мужем в поисках радости посреди ароматного душного леса вдали от города, в возбуждающем ощущении потерявшегося освобождения. Выхватив из моих рук табличку, она ободряюще улыбнулась мне, словно командир новобранцу за мгновение до того, как послать его в самоубийственную