Вот и поди разбери, как оценить настрой мужичков. Спились и за бутылку готовы отречься от всего? А как же тогда пьяненькое большинство собрания, которое, тем не менее, сознательно или бессознательно, но защитило же и себя и, в конечном итоге, меня? Но и молиться на народ, как на икону, тоже явно не приходится. Помню, за несколько лет до того самолично наблюдал у пивного ларька замечательную сцену.
Стоят два мужика, степенно пьют из поллитровых кружек кислое «Жигулевское». «Слышь, Ген, – сообщает один другому, – а ведь завтра водка подорожает. Надо бы запастись». – «Да брось ты, ничего не будет». – «Нет, точно подорожает». – «Да с чего ты взял?» – «А мне Нинка сказала. Их в магазине предупредили». – «Да ерунда это, пустое». – «А с чего ты так уверен?» – «Говорю, пустое – значит, пустое». – «Да почему же!?» – «Академик Сахаров не позволит!»
Не слышал бы своими ушами, пожалуй, тоже не поверил. Говорят, похожая сцена есть в одной из пьес Воронель – как ее по имени? Значит, такое могло повторяться не два, а двести двадцать два раза во всех концах страны. Вряд ли ведь она стояла у того же самого ларька! Вот и академик у ларьков пиво, наверно, не пил, и о таких разговорах не знал. Могло ли придти ему в голову возражать против подорожания спиртного? Я не помню дня, когда подслушал этот замечательный диспут, но хорошо помню, что на следующий день цены не изменились. Зато поднялись примерно через полгода… Спрашивается, чье сознание прогрессивней: мужичков, веривших в заступничество академика, или интеллигенции, полагавшей повышение цен на водку чем-то низменным и недостойным внимания? – Нет ответа. Или есть?..
Апология заключенного
Не судите, да не судимы будете.
Никто пока еще не смог дать приемлемого для всех определения того неуловимого феномена, который называют национальным характером. Однако он существует, и с этим вынужден считаться каждый, кто интересуется судьбами народов и человечества, разве что кроме вульгарных догматиков материализма. Национальный характер, душа народа оказывает мощное воздействие на поведение нации сегодня и на ее судьбу завтра. Но мы слукавим, если не захотим признать, что вполне земные, грубо материальные обстоятельства исторического бытия народа в переломные для него эпохи, в свою очередь, формируют или деформируют его душу. Будем, конечно,