Аритомо тронул конверт на столе:
– Вы упомянули, что работали сотрудником Трибунала по военным преступлениям.
– Мне хотелось сделать все, чтобы виновные понесли наказание. Хотелось увидеть, что правосудие вершится.
– Считаете меня глупцом? Не в одном правосудии было дело.
– То был единственный способ, который позволял мне изучать судебные документы и официальные отчеты. Я хотела выяснить, где похоронена моя сестра.
Его глаза сощурились:
– Вы не знали, где находился лагерь?
– Нам завязали глаза, когда джапы… когда японцы везли нас туда. Он находился где-то в самой чаще джунглей. Это все, что мы знали.
– А другие уцелевшие из вашего лагеря, что с ними стало?
Бабочка трепетала над каннами возле веранды. Наконец села на лист, сводя вместе крылья в молитве.
– Нет других уцелевших.
– Вы единственная? – Он взглянул на меня так, будто я пыталась обмануть его.
Я выдерживала его взгляд, не отводя своего.
– Да.
Какое-то время он безмолвствовал. Отодвинув в сторону поднос, я развязала тесемку вокруг свернутых в трубку бумаг, которые принесла с собой, и разложила их на столе, придавив края нашими чашками.
– Бабушка оставила нам с Юн Хонг кусок земли в К-Л. Там около шести акров[61], – я указала на первый документ, план участка из Земельного управления. – До него пешком недалеко от Озерного Сада, вверх по холму. Климат слишком жаркий и влажный для настоящего японского сада, я знаю, – прибавила я быстро, – но, думаю, вы сможете задействовать местную флору. Вот, я сделала фотографии этого места. Вы можете получить представление о том, как выглядит местность и что нужно сделать.
Садовник лишь мельком взглянул на план и фотографии:
– Создавать сады мечтала ваша сестра, а не вы.
– Юн Хонг лежит в необозначенной могиле, мистер Накамура. Это – в честь нее, этот сад – в память о ней.
Я поискала подходящие слова, чтобы убедить его, но не нашла.
– Это единственное, что я могу для нее сделать.
– Мне неловко… от того, что заняться этим вы просите меня, учитывая то, что произошло с вашей сестрой… и с вами.
– Неловкости быть не должно, если вы не причастны к Оккупации, – я произнесла это резче, чем собиралась.
Садовник стиснул скулы.
– Будь я причастен, разве меня не повесили бы? Возможно, даже и вы?..
– Не все виновные японцы были осуждены, и того меньше – понесли кару.
Что-то изменилось в атмосфере между нами, как будто мягко веявший до того ветерок вдруг резко замер.
– Однажды сюда пришли британские солдаты, вскоре после того, как японские войска сдались, – сказал Аритомо. – Они вытащили меня из дома, заставили встать на колени на землю, вон там. Прямо там.
Он указал на поросший травой