Доктор Вирц, проникшаяся ко мне поистине материнскими чувствами, откладывала выписку несколько раз, и если бы я не начала открыто бунтовать, наверняка придумала бы способ задержать меня в больнице еще на недельку. Естественно, она была в курсе сокрушительного коллапса моей семейной жизни, своими глазами видела, как разъяренный Эберт сметал со столика медикаменты, и от души пыталась помочь мне сохранить брак, не понимая, что я остро жажду его скорейшего расторжения. Я откровенно тяготилась общением с фрау Вирц, каким бы замечательным человеком она не была и как бы тепло ко мне не относилась. Я готовилась держать круговую оборону против всего мира, а доктор Вирц бередила мои раны и взывала к женским слабостям. Мне предстояло решить множество одновременно возникших проблем, а она видела выход только в примирении с Эбертом, называя всё произошедшее «ошибкой молодости», заслуживающей милосердного прощения. Но я, черт возьми, нуждалась вовсе не в снисхождении, гораздо острее у меня стояла вынужденная необходимость срочно подобрать себе жилье, найти деньги на поездку в консульство, да мало ли каких сугубо организационных моментов могло возникнуть у человека, впервые за пять лет совершающего самостоятельные шаги в чужой стране?
Формально мне никто не запрещал до развода жить в доме Эберта, закон требовал лишь раздельного ведения хозяйства и фактического прекращения супружеских отношений, но при этом допускал проживание под одной крышей. Но для меня подобный вариант был изначально неприемлем, и я рассматривала даже кризисный центр для женщин, пока меня не осенила мысль позвонить Хайнцу Майстеру. Реакция достопочтенного бауэра на мой неожиданный звонок помогла мне прочувствовать обстановку вокруг моей персоны. Похоже, большинство моих знакомых было уверено, что после такого позора я не посмею смотреть в глаза приличным людям, и постараюсь всячески избегать появления на улице, а потом и вовсе исчезну из