Ответа не последовало, и Серёга, снова повернувшись к товарищам по несчастью, поинтересовался:
– Ну что, может, кому передачи светят?
– Пациенты, по палатам! – донеслось из коридора.
Начался обход. Наркоман, сданный родителями на лечение, к тому времени более или менее пришёл в себя. И, когда очередь дошла до него, заведующая поинтересовалась:
– Помнишь, как крыл меня матом?
– Нет… – смутившись, ответил парнишка.
Услышав это, женщина усмехнулась. Может, потому, что не поверила.
Минут через десять, уже покидая карантинную, она обратилась ко всем нам:
– И вот ещё что… Больных моих не трогайте! Между собой будете грызться – ваше дело. Но берегитесь, если узнаю, что пациентов обижаете!
После обеда наркомана, сданного родителями на лечение, перевели в платную палату. Туда же отправился долговязый военкоматчик. Денег за него, понятное дело, никто не вносил, но и очередная драка медперсоналу была ни к чему.
– Ничего, я этого сучёнка и там достану, – по-хозяйски заваливаясь на кровать, пообещал Шест.
Я вспомнил лекции по психологии: в группе всегда появляется козёл отпущения. Это закон. Порой крайний действительно заслуживает такого к себе отношения. Но именно порой. Долговязого из-под удара вывели, а значит, к вечеру новенького начнут прессовать – слишком удобная мишень. Я участвовать в этом не буду, но и вставать на защиту униженных и оскорблённых хоть здесь, хоть на зоне не сто́ит. Очень легко самому стать ещё одним козлом.
Решив действовать по обстоятельствам, я вернулся к чтению и уже не отрывался от книги весь сончас.
В половине пятого меня пригласили к посетителю. Я спустился на первый этаж: там сидела Полина, которая принесла чистую одежду и еду. Она хотела, чтобы я поел сразу. Пришлось рассказать ей про договорённость о втором ужине. Поведал и о «пижаме-самобранке», на что Поля заявила:
– А у вас тут забавно! Я бы даже сказала, весело!
– Очень! – буркнул я в ответ. – Ещё чуть-чуть, и мы все обхохочемся до колик в животе…
Немного погодя Полина стала настаивать, чтобы я переоделся во всё чистое. Я отнёс продукты наверх и сменил одежду. Вернувшись, отдал ей грязное бельё.
Мы болтали до тех пор, пока санитар не крикнул:
– Закругляемся! Время для посещений закончилось!
Мы тепло и с явной неохотой попрощались.
Поднявшись в палату, я увидел сидящего на кровати и хлопающего глазами Васю. Он наконец-то вышел из ступора. Волосы на его голове причудливо сложились в панковский гребень, что дико веселило наркоманов. Военкоматчики тоже неуверенно хихикали. Не прошло и получаса, как Артёма и Васю стравили.
– Артём, скажи Васе, что он петух[31]! – потребовал