– Алкашка позорная! Господи, за что мне всё это! Где ты так нажралась, а если кто-то из соседей видел?! Только бы отец не узнал! Совсем от рук отбилась, как шалашовка себя ведёшь, а ведь тебе только пятнадцать лет! Не дай бог ещё в подоле принесёшь – позора не оберёшься! Утром ты от меня получишь… – со сбившимся от крика дыханием, с треском закрыв за собою дверь, мама выбежала из комнаты.
Ольга, трясясь от холода, чувствовала, что у неё между ног течёт как из крана. Она уже использовала все тряпки, взяла даже новые наволочки (мать орать будет), а кровь всё шла и шла. Ноги совсем заледенели, двигаться не хотелось, внизу живота тянуло, крутило и резало. Голова налилась свинцом от выпитой у знахарки водки. «Выпей, чтобы расслабиться, тогда не так больно будет», – старуха протянула гранёный стакан налитый доверху. Только это не помогло – боль и стыд никуда не ушли. Господи, что ещё предстоит испытать, когда мать обнаружит пропажу тридцати рублей из заначки! Мысли крутились как стекляшки калейдоскопа, складываясь в картинки вариантов грядущих событий – один ужаснее другого. Тело скрутило и трясло вместе с кроватью. Ольга чувствовала, как проваливается вниз и летит, летит.
За спиной послышалось шуршание – рядом кто-то стоял. С трудом обернувшись через плечо, девушка увидела очень высокую женщину в белых одеждах. Рассмотреть подробно не получалось – незнакомка излучала белый свет. Женщина погладила рукой по плечу – стало спокойно, холод отступил. Сознание заполнилось убаюкивающим серебристым туманом, нашёптывающим ласковое и утешительное.
Мама так разнервничалась, что не могла уснуть. Еле дождавшись утра, ворвалась в комнату бесстыжей пьяницы – та продолжала лежать, укрывшись с головой. Взбешённая женщина потрясла за плечо негодницу, сдёрнула одеяло и ахнула, увидев постель, пропитанную кровью.
– Оляааа! Оленька! – откинув дочь на спину, заскулила – белые губы на белом лице, ко лбу с мелкими прыщиками прилипла рыжая прядь чёлки – её ребёнок был мёртв. Упав на колени, прижала безвольную руку покойницы к щеке и заголосила страшно, с надрывом. На шум из своей комнаты вышел заспанный и взъерошенный Стасик в сдвинутых набок трусах, зевнул и тупо уставился на безжизненное тело сестры и рыдающую маму.
Дарья Никитична стояла на кухне своей квартиры на втором этаже. Из-за тюлевых занавесок и разросшегося алоэ было видно как выносят и загружают в грузовик гроб, как усаживаются по обеим его сторонам родственники в трауре. Двор заполнился людьми разных возрастов. Стоял многоголосый шум – обсуждали случившееся. То и дело слышалось: криминальный аборт, истекла кровью, не успела рассказать.
Уже несколько дней она следила за мельтешением людей у входа в подъезд. Больше всего её напрягали милиционеры, особенно их главный – толстый с байской мордой, всегда сердитый и грозный. Прислушивалась, старалась понять, о чём он, вытирая платком складчатый затылок, говорит с молодым следователем, но разговор шёл на казахском. Знахарка страшно боялась, что за нею придут – не хватало ей на старости лет попасть в тюрьму. При мысли об