– Догадываюсь. На кого-нибудь из командиров пасквиль непотребный в стихах написал. Странно, что здесь ты в любимчиках. Впрочем, как я понял, в войсках у людей больше чувства юмора, чем в учебках. Один только начальник связи сколько от тебя натерпелся! Я бы на его месте сгноил бы тебя в нарядах, а он только ходит и зубами скрипит… А парторг Коровянский? Начальник штаба при любом случае твоими цитатами их клеймит, словно они дегенераты какие. Об особисте вообще молчу…
– Зря ты. Там же просто добрый юмор и ничего больше. Они же понимают.
– Это на гражданке юмор, а здесь за такие шутки получают сутки, – неожиданно срифмовал Литовченко и сам засмеялся своему каламбуру, – сутки на гауптвахте. Что, угадал? На отцов-командиров замахнулся?
– Не угадал, Вова. Мне в учебке не до стихов было – там расслабляться некогда. А у командиров я и там в почете был, как, впрочем, почти все ребята нашего взвода после вузов, которых собрали в один. Мы же по армейским понятиям считались что-то вроде вундеркиндов на общем фоне солдатской безграмотности. По крайней мере, могли без запинки на политзанятиях перечислить все пятнадцать республик СССР, страны социалистического содружества и капиталистического блока.
– Ну, это и я могу, – обиделся Литовченко, – в техникуме тоже проходили.
– Поэтому и в штабе служишь. А у нас, к примеру, вызывают к доске обычного солдата, кстати, той же национальности что и ты, только из глубинки, а он ни одной капиталистической страны не знает. Замполит роты просто в шоке: «Что я с вами на проверке делать буду? Меня же за одно место подвесят! Хоть одну капиталистическую страну на доске напиши…» А солдат не может, хоть и вправду подвешивай! Но солдатское братство разве даст пропасть – подсказать шепотом, конечно, пытаемся. И пишет что-то из двух слов, вытирая испарину со лба. «Не пойму, что ты написал, —морщится замполит, – переведи!» «Вэлыко Брытания! – с гордостью читает боец под общий смех, а бледный от отчаяния замполит, не дожидаясь проверки, уже сейчас готов застрелиться.
– У нас такая же байда, – не удивился Литовченко, – и ничего. Главное, чтобы проверяющие хорошо поели и попили за время проверки. Или к вам больные и зашитые приезжали?
– Там же учебка, младших командиров готовят! Понимаешь разницу? Ну, наш взвод поэтому за всех и отдувался. Разве что в спорте мы подусталые были, но и то не все. А я еще и комсорг, и газету выпускал, и в ансамбле играл, и даже занятия проводил с отстающими.
– Так тебя же должны были вообще сержантом в учебке оставить с такой общественной нагрузкой, как мне кажется.
– Планировали – как замполит по секрету сказал, но оказалось, что не всем это пришлось по нраву. Старшина роты, прапорщик Касторский невзлюбил.
– Старшина роты? Да кто он такой!
– Это здесь раздатчик белья и портянок, а в учебке даже простой сержант как в войсках офицер. Тем более что прапорщик Касторский это вообще уникальный экземпляр. Представь себе огромную тушу, облаченную в сшитую по заказу военную форму из дорогой ткани, как у генерала, едва сходившуюся