Утро задает тон всему дню. Плохое утро – плохой день. Не обязательно, но обычно именно так и бывает. Когда ворочаешься под одеялом серым промозглым утром понедельника, никакие заслуги и привилегии ничем тебе не помогут. Ничего не стоит и богатство, столь ценное в иные моменты. Можно сказать, что достаток вместе с пуховым одеялом норовят удерживать нас в лежачем положении.
Утро – источник сильных, противоречивых эмоций. С одной стороны, в это время ощущаешь аромат надежды. Каждый рассвет – это рождение заново. Слоган предвыборной кампании Рональда Рейгана не звучал как «после обеда в Америке» – именно обещание «утра в Америке» стало для него билетом в Белый дом. Не бывает и никаких «овечерений» – только озарения.
Между тем для некоторых из нас утро – синоним вялотекущей тоски. Если вы недовольны жизнью, то, скорее всего, вы не любите и утро. В несчастливой жизни оно вроде начала третьей части «Мальчишника». Вы заранее ощущаете во рту вкус неотвратимой мерзости бытия.
Утро – это момент перехода, а переход легким не бывает. Мы покидаем одно состояние сознания – сон – и переходим в другое – бодрствование. Говоря языком географии, утро – это приграничный кордон сознания. Тихуана[7] нашей души. Странное местечко, пронизанное смутным чувством опасности.
Философы относились к утру по-разному – так же как и ко всему прочему. Ницше просыпался на закате, умывался холодной водой, выпивал стакан теплого молока и работал до одиннадцати утра. На фоне Иммануила Канта он смотрится конченым халявщиком. Сам Кант вставал в пять утра, когда кёнигсбергское небо было еще черным-черно, выпивал чашку некрепкого чая, выкуривал трубочку – одну, не больше – и брался за работу. Блаженной памяти Симона де Бовуар пробуждалась в десять утра и подолгу медлила над чашечкой эспрессо. Марку же, увы, такая роскошь была недоступна: он родился за 1200 лет до изобретения кофе.
По словам французского писателя-экзистенциалиста Альбера Камю, самоубийство – единственная «по-настоящему серьезная философская проблема»[8]. Стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить? Все прочее лишь метафизическая трескотня. Говоря проще: нет философа – нет и философии.
Предположение Камю вполне логично, но, по-моему, несовершенно. Если вы пробились сквозь его самоубийственный вопрос и решили, что да, жить – это хорошо (то есть хорошо на данный момент; экзистенциальные вопросы никогда не обретают окончательного ответа), перед вами встает вопрос следующий, еще более мучительный: а вставать с постели надо? Вот она, единственная, на мой взгляд, по-настоящему серьезная философская проблема. Если некая доктрина не способна вытащить человека из-под одеяла, зачем она вообще нужна?
Подобно всем великим вопросам, Великий Постельный Вопрос на самом деле скрывает в себе несколько