Я знал, что папка лучше всех.
Глядел на всех с Доски почета,
Он в галстуке, как инженер,
Костюм не новый, но по моде,
Мой папка – мастер добрых дел.
Пришла война, и я-то думал,
Он повоюет и придёт,
В военном в порохе костюме,
Винтовку, шашку привезёт,
Год сорок первый под Москвою,
Уж у ворот столицы враг,
Мы были малыми с тобою,
Отцы подставили кулак.
В злом небе хейнкели и бомбы,
И с ними мессеры, как псы,
В артериях дорожных – тромбы,
От взрывов рушатся мосты.
Зенитки торопясь стреляют
И попадают иногда,
А мессеры как волки нападают,
И из пике нас бьют наверняка.
Отец сражен в бою осколком,
Глаза слепил холодный пот,
Но так же быстро, чётко, с толком,
Без сбоя действовал расчёт.
Сжимались челюсти и брови,
Хватал урывком снежный лёд,
И под ногами лужа крови,
Упал – окончился налёт.
Но не был пост в бою оставлен,
Хоть кровь боец пролил свою,
И за отвагу был представлен,
Лишь к благодарности в полку.
Та благодарность – не награда,
Лишь похвала да на словах,
И на груди носить не надо,
И не начинка в пирогах.
Но благодарность много весит
Военных первых тяжких лет,
И орденов потянет десять,
Из пота, крови тот букет.
Так отогнали супостата,
От тех московских рубежей,
Обратно гнать подлюгу надо,
Прицелься в сердце и убей.
Прожектора ловили змея,
В тревожном небе под Москвой,
Пять хейнкелей свалила батарея,
Подбила снайперской стрельбой.
Святая радость – то награда,
Бойцам – солдатам за бои,
И самолёты супостата,
Дымились, сбиты у Москвы.
От парашюта в письме нитку,
Отец прислал на Новый год,
Хотел прислать ещё и плитку –
Им в плен попал фашист-пилот.
В пути до Ржева больше года,
В боях с расчётом прошагал,
В огне – пожаре нету брода,
Он снова раненый упал.
Те двести вёрст аж девять суток
Всё ехал поезд до Москвы,
Разрушены пути-маршруты,
И разворочены мосты.
Но тяжко было то раненье,
Да если б был пенициллин,
Тогда б дошло до них спасенье.
Но сиротой остался сын.
В могиле братской оказался,
В столице, раненой Москве,
И там навечно прописался,
Но приезжал ко мне во сне.
Как мерзко голодно и страшно
Зимой в морозы по ночам,
Но снился мне отец прекрасный,
Как рад был я его глазам.
Он говорил без слов – лучами:
Терпи, сынок, и надо жить,
Идёт Победа вслед за нами,
Но это