Уж они и вытряхивались, и дули – всё без толку. Пришлось в остывшую баню идти, холодной водой мыться.
Разделись, начали мылиться. Не утерпели, глядя на соблазнительно упругие тела, опять слились в порочной страсти, опьянённые неутолённой до сих пор жаждой.
Домой явились раскрасневшиеся: счастьем светятся, словно блины с горячей сковороды.
Тёща лыбится, словно свечку над нами держала.
Ну и интуиция у этих баб!
Зато настроение у Антона сразу появилось.
– Сейчас бы на сенокос, косой помахать, – вдруг подумалось ему, – или дрова поколоть. Что-то силушку молодецкуюдевать некуда.
Отпуск пролетел быстро, заметить не успели.
Антон даже привыкнуть успел к сенокосной жизни.
Каждый день томлёная молочная каша из русской печи с разварочки, блины-пироги-оладьи, простокваши хоть ведро пей, налистовники пшённые. Это лепешки такие деревенские. От них Антоха просто чумеет. До чего хороша простая деревенская еда!
Щи наваристые, картошка в ста видах, капуста квашеная, снятая сметана. Кормили, что называется, на убой. Опять же по стаканчику горячительного в каждое застолье.
Дома так не поешь: не хозяйка пока Лиза, хоть и выросла в большой семье.
Ну да ладно, это дело поправимое. Научится.
А в плане любви почитай весь отпуск диетический: всё по выдаче.
Чувствует Антон, что здорово недодали. Дефицит накопился.
Требует этот голод немедленного утоления.
– Вот доберёмся до дома, – грезит неугомонный любовник, – цельную неделю покоя не дам. Нечего было антимонии разводить. Потайной угол при желании всегда можно найти. Не положено у них так, не принято! Как скажу – так и будет.
Лукавит. Лизка в дому командирит. Ласковая такая, застенчивая, а характер – кремень.
– Семья, – несмотря на вынужденное воздержание подумал Антон, когда рейсовый автобус тронулся в путь в сторону дома, – как же это всё-таки здорово.
Лиза прислонилась к нему, прикрыла глаза, а он тут же погрузился в мир интимных грёз.
Через два часа они будут дома, где их ждёт бесконечная счастливая жизнь.
И бескрайнее море любви. Пусть завидуют!
Тайна зачатия
Перемены одни неизменны,
Даже Вечность – из сферы утопий.
Только Жизнь априори бессмертна,
В бесконечном количестве копий…
Андрей Олегович
Генка Суровцев был старше Виталика на одну весну и кусочек лета, но к мальчишкам и к нему тоже относился пренебрежительно, не без основания считая себя взрослым.
Дело было совсем не в том, что он курил, дерзко огрызался, умело вставляя затейливые словечки, от которых у мальчишек краснели уши. Генка мог запросто крутить солнышко на турнике, ласточкой прыгнуть с многометровой вышки в свинцовую черноту едва оттаявшей реки, прогулять любой урок, даже если был объявлен