– На похоронах будут два человека, которых ты прежде не видел, – сказал он. – По причинам, которых тебе при всем твоем раннем уме не понять, я желаю, чтобы вы и дальше оставались незнакомыми. Не пытайся словом, взглядом или жестом выяснить, кто они. Малейшую попытку такого рода я расценю как самое тяжелое ослушание.
Я снова пообещал вести себя, как велено, хоть и почувствовал острое желание узнать, кто эти запретные незнакомцы.
– Изабелла, – продолжал отец, обращаясь к леди Сеймур, – поручаю его тебе. Крепко держи его за руку до конца церемонии, пока все не разъедутся.
– Всенепременно, брат, – отвечала моя тетя. – Если Август, в своем нынешнем мрачном состоянии духа, поймает на себе хоть один назойливый взгляд, последствия могут быть ужасны.
– Не подпускай его близко к Августу! – строго ответил отец. – Я не хочу рисковать ни его жизнью, ни жизнью других. Оба сейчас так опасны и непредсказуемы, а он так неисправимо любопытен, что столкновение неизбежно приведет к трагедии. – Он достал золотые часы с репетиром. – Половина двенадцатого, и я слышу, что к приватному входу подали карету. Идем, Изабелла, мешкать нельзя.
Он взял с комода шляпу с траурной лентой и черные перчатки, подал тете руку и повел ее к лестнице. Карету подогнали к самому крыльцу, поскольку ночь была очень сырая и ветреная. Они забрались в экипаж. Слуга поднял меня, отец усадил к себе на колени, и мы тронулись.
Несмотря на грохот колес, шум городских улиц, рев ветра и беспрестанный стук дождя, я в моем удобном положении заснул и проснулся, только когда карета остановилась перед собором Святого Михаила. Мы вышли. Большие двери распахнулись и, как только мы вошли, сразу закрылись. Внутри все было тихо, одиноко и окутано мраком, который едва-едва рассеивали два светильника. Один тускло поблескивал за портьерой органной галереи, другой нес в руке впустивший нас причетник. Он был в стихаре, лицо скрывала маска.
– Все собрались? – спросил герцог Веллингтон.
– Да, милорд, все у гроба.
– Тогда веди нас, – продолжал его светлость.
Служка повиновался и, взяв светильник, повел нас вперед. Мы прошли под исполинскими сводами купола, высоту которого скрывала царящая в церкви тьма. Орган издал одну-единственную ноту. Когда она затихла, полились другие, и вскоре темное пространство собора заполнила приглушенная скорбь моцартовского «Реквиема». Я остановился послушать. Леди Сеймур взяла меня за руку и молча потянула вперед. Мы приблизились к входу в королевскую усыпальницу Уэлсли. Наш вожатай постучал. Дверь открыли изнутри, и мы вошли. Множество светильников горело в обители мертвых, но так тускло и бесцветно, словно пламя брезгует здешним воздухом. Каменные стены выглядели темными и сырыми, но не склизкими. Из ниш, приготовленных для гробов, три были заполнены. Перед каждой стояла погребальная урна. Посередине на возвышении белый бархатный покров скрывал маленький гроб. Рядом расположились те, кто пришел проститься с усопшим. От входа я отчетливо видел всех;