#aktanakmenya. Жизнь первая. Наталья Борцова

с ней долго, но высокоточно, долго, но слажено – она кормила себя орехами. Я дотянулась до ореха, который лежал так близко, что если прищурить глаз – он закрывал мне обзор половины леса, оставив существовать в видимости ручей – моё желанное. Я просто повторила за белкой точь-в-точь, много раз. Какая радость – их было так много вокруг меня, они лежали у носа, подсказки как пропитаться в лесу шныряют по кедрам тут и там. Наевшись радостью осознания и орехами, я улыбнулась и уснула крепко вновь. Победа, орехи, ручей.

      Когда я закрываю глаза, я становлюсь одинокой, пропадает все. Пустота родная и плотная, тишина целительная, воздух есть, свет пить. Я с радостью укладываюсь спать и отдаюсь сну, ни к чему не стремясь. Так танцуют дервиши, кошки нежатся. И я хотела бы остаться здесь, в доме, но по причине принадлежности к телу здесь я гость. От моего пупка тянется нить, я вся в ней. Покойно, но время возвращаться.

      Я видела ручей, однако привлекал меня не он, а тот путь, что в его сути. Это как прыгнуть в аквапарке в крытый винт, зажмурившись, визжишь от радости безвластия и безотвратности, тело направляет, ты только и делай, что не сопротивляйся, радуйся и тебя помотает, да выплюнет на песок. То же было и со мной. Мне хотелось свежести.

      -Тебе хотелось свежести и в ту темную, теплую ночь, когда ты потихоньку вышла из дома, оставив нас с дочкой. Ты думала, что я спала, но нет – рядом с тобой я всегда сторож и тогда, вместе с лязгом замка, стало мне ясно, что простить тебя шансов в этой жизни больше нет, -мамочка перебила мой упоительный рассказ так, что я чуть не захлебнулась.

      – Тогда зачем ты пошла за мной?

      – Я ведь была в теле мужчины

      – А.

      Человек, слушающий мой рассказ, расслышит интонацию горлового пения в слове «ручей». Человек, читающий мой сюжетец, прошмыгнул сквозь мысль, опрокинув ряд букв, буквам нет цены нынче. Это слово хочу пояснить. Я хочу перейти с вами на один язык, в одну систему координат ценностей и ключей. То, о чем мечтает девица, застрявшая промеж себя и тем, что она имеет, пусть это будет утюг или гитара. То, о чем она мечтает в укромном уголке сначала, а потом нагло и бесстыдно как кошка в марте. То, о чем она боится сказать себе вслух, потому что бабушка учила не говорить таких слов в доме, иначе не прогонишь. Она молит о разрушении. Чтобы кто-то мощный и сильный, а главное храбрый и безрассудный, без преувеличения жадный и одновременно леденящий душу , невоспитанный ни одной известной культурой выбрал внезапно и конкретно принципиально и безоговорочно- её , и не спрашивая захлестнул в свой собственный мир. Чтоб та очнулась и понимала, что бабка знала, о чем говорит.