Тогда я увидела долину, пестрящую живыми созданиями, так завораживающе красиво, что язык вывалился из приоткрытого рта и начал дирижировать этой симфонии . Так рисуют дети свои картинки, расставляя акценты причмокиванием языка о нёбо: земля была в изобилии усеяна растениями, кишила. Я в кучку собралась, тело сгруппировалось так, что почувствовала, как кедр впивается в мою плотную кожу, какая нежная эта плоть, с ней будет куча проблем. Не могла оторваться от животворящей картины, которая постоянно меняла узоры темпом, я издали позволила наложить на картинку мелодию, аранжировку сердцебиения, шума леса и моих постанываний – этот такт есть моё внутренне мерило времени. Музыка не позволяет точно определить сколько времени мне довелось, однако музыка наводит порядок в его течении – это лакмусовая бумажка качества и состояния моей жизни в момент. Из всей симфонии, что рождается конкретно мне принадлежит только язык – дирижер и покряхтывание, остальное мир крутит.
С тех пор, с пор посиделок на кедре и наблюдения, я обзавелась двумя личными принципами. Принципом времени и принципом музыки. Это знание пригодится не каждому, однако они неминуемы, духота и морозная свежесть, одно забирает ненасытное, второе исцеляет по тем же причинам, в дар. Неминуемое пожирание и рождение сверхновой, мой страх и моя мечта, одно следует из другого как узоры на картине быта людского в лоне природы летним прохладным утром. Стада животных наводили критичный хаос, оставляя следы повсеместно, мне хотелось потереться о них и мои ранки бы зажили. Я человек. Речка бурная отделяла их скоп от моего убежища, мир их ясный, понятный издали, понаблюдав, я могла бы заменить из них любого, плотно вписавшись в их косу кутерьмы. Я вдруг почувствовала поглощающую все мои сущности дыру в районе живота, сухость во рту, начала облизывать губы и ощутила влажность, которой было мало. Всё, мои наблюдения закончились, наступил голод, я стала придумывать что мне положить внутрь и первое, что пришло в голову – откусить себя, переложить одну часть моего тела, залатать дыру внутри, тело отреагировало неприступностью. Разум идиот. Эмоции забрали дыхание, сдушили мне горло, я увидела как блестящие, чуть заметные снежинки полетели вблизи, я начала ловить языком их жадно, но ощутила пустоту, и услышала ехидный смех моего разума, глаза закрылись от злости на себя саму и я упала вниз, полёт в три секунды натянул моё лицо в улыбку. А потом оно размазалось о мягкую, стабильную прочность земли. Земля – не моя стихия, во всех моих приходах я пыталась оттолкнуться от неё.
Она как совокупность всех ограничений для меня, она тянет к себе носом тыкая, я долго буду учиться летать ребёнком делая крылья из веток, из хвороста, коробок из- под холодильника, из маминой шёлковой юбки, ободрав коленки и чуть опустив нос, сбив чуть спесь я буду отталкиваться от земли как та белка, что дала мне совет. А моя музыка будет под нос эмитировать звук скоростного ветра от моих попыток быстрого взлёта от пня, плотно поросшего мхом. Такая иллюзия, мои люди знают как я делаю это в лесу. Тогда очнулась от холода, вскоре опять голод – это заставило меня собрать свои конечности, они не были целыми, они не помогали мне, неравномерно