Первая пятёрка отважных курсантов понуро вошла в класс. Остальные стали готовиться к экзамену, судорожно листая и читая скудные конспекты и толстенные учебники по марксистско-ленинской философии, которые невозможно вдумчиво прочитать и за неделю, чтобы как следует всё понять и запомнить. Петруха, предвкушая счастливый конец экзамена, взял костыли и стал, прихрамывая, перемещаться, наигранно издавая стоны и всхлипывания. Его лицо изображало различные страдальческие гримасы. Ковылял он по длинному коридору учебного корпуса под лёгкий смех и подтрунивание товарищей. Вдруг с ведром и шваброй с тряпкой в коридоре показалась уборщица, которую все ласково называли «баба Маня». Это была легкоранимая, впечатлительная и трудолюбивая женщина преклонного возраста, не один год проработавшая в училище. Увидев курсанта в гипсе и на костылях, она тихо заохала, скороговоркой запричитала какую-то молитву и, подойдя к «тяжелобольному», тихо и сочувственно спросила:
– Сыночек, да что ж такого с тобою случилось?
Петруха, войдя в многоликую роль хромого, юродивого и «жертвы автокатастрофы», уже не мог остановиться. Ему нравилось, что его актёрская игра убедительна. Он возомнил себя Бог весть каким великим сценическим дарованием. В богатом и больном воображении всплывали картины киносъёмок, театральных постановок на столичной сцене, крупные портреты его профиля на обложках цветных журналов и рекламных щитах, многочисленные букеты цветов от юных поклонниц его непревзойдённого таланта. Он явственно ощущал желанные поцелуи влюблённых красавиц, представлял свои щёки в помаде и рот в шоколаде и, конечно, завистливые взгляды теперь уже бывших друзей – курсантов и всех тех, кто незаслуженно недооценил его талант раньше.
Оторвавшись от сладких грёз, Петруха, выдавив из себя страдальческую физиономию, стал долго и убедительно пересказывать бабе Мане мою режиссёрскую версию о сломанной ноге с наездом на него автомобиля, о возможных катастрофических последствиях, которые его ждут впереди.
– Переходил дорогу. Вижу на слепую старушку несётся грузовая машина, гружённая кирпичами. Я её успел оттолкнуть на тротуар и спасти, а вот сам не успел, – пробормотал наш горе-герой, тяжело вздохнув.
На щеках Петрухи все увидели профессиональные слёзы, его губы мелко дрожали, голос взволнованно хрипел. Я торжествовал – плоды моих режиссёрских рекомендаций и наставлений не прошли даром. Тут уже я и вообразил себя великим режиссёром, развалившемся в кресле на киносъёмочной площадке и отхлёбывающим сладкий индийский чай из стакана в золотом подстаканнике. Кругом горят яркие софиты, гримируются знаменитые артисты, снуют толпами журналисты из телевидения, газет и журналов, то там, то тут слепят многочисленные вспышки фотоаппаратов. С трудом очнувшись от своего пылкого воображения,